Интересно, а голова у меня прошла оттого, что цитрамон подействовал, или от страха? И главное — сонливости как не бывало. Но с этим как раз все ясно, после такой жути я, наверное, еще неделю спать не смогу. Хорошо хоть штаны не намочил, вот стыдобища бы была!

— Твой путь и так непрост, — прогудел умрун. — Он представляет собой узкую тропинку между жизнью и смертью, и если ты с нее сойдешь, то обратно уже не вернешься. А ты вместо того, чтобы смотреть под ноги, еще и повязку на глаза надеть пытаешься. Не испытывай судьбу, ведьмак, она щедра лишь до поры до времени.

Вот тоже вопрос — чего он так обо мне печется? Сам сто раз говорил о том, что я его развлекатель, и не более. Мол, мое существование для него не значимее пылинки, танцующей в лунном луче. А сейчас как отец родной поучает. Бескорыстия в мире Ночи нет и никогда не будет, значит…

Значит, что? Пока ответа нет, но искать его нужно. Хотя бы для того, чтобы понять, кем я для Костяного царя являюсь на самом деле. Или чем.

— Знаю. — Я потер горло, на котором наверняка еще долго будут видны отпечатки пальцев. — И про тропинку, и про судьбу. Просто не все сразу получается так, как хочется. Но наглеть я и не думал, что вы?

— Н-да? — призадумался умрун. — А мне уж было показалось… Ладно, идем к могиле. Майские ночи короткие, не успело солнце сесть, как обратно на небо лезет. «Зори целуются», — так когда-то смертные про это время говорили.

Могила отцеубийцы, как он и говорил мне в нашу прошлую встречу, в самом деле оказалась не так далеко от его трона. Я, кстати, вспомнил эту могилу, поскольку тут пару раз бывал. И еще припомнил неприятный озноб, который тогда пробегал по моей спине. Теперь понятно почему. Мерзкое местечко, оно просто-таки пропиталось злобой и отчаянием.

— Ну вот. — Костяной царь показал мне когтем на скукожившиеся белесые цветочки, еле держащиеся на желтоватых стебельках.

И это зверобой? Сроду бы не сказал. Между этой бледной немощью и его ярко-желто-зеленым луговым сородичем разница такая же, как между трубой и валторной.

Но не это главное. Что-то тут не так. Не скажу, что именно, но у меня есть четкое ощущение неправильности происходящего. И еще — нависшей угрозы. Нечто невероятно злобное находится совсем рядом со мной и не впивается мне в глотку только потому, что его сдерживает некий запрет.

— Рви, — велел умрун. — Чего ждешь?

— Не-а, — покачал головой я. — Не стану. Эта могила не пуста. Там кто-то есть.

— Молодец, — усмехнулся Костяной царь. — Учуял или догадался?

— И то и другое, — выдохнул я. — То есть он там?

— Там, там, — подтвердил умрун. — Уж, почитай, лет сто. И лежать ему до той поры, пока последний гвоздь его гроба не станет ржавой трухой, последнюю кость его тела не сточат черви, а надгробный камень не уйдет под землю целиком. А это долго. Очень долго.

Ишь ты! Гвозди, кости — это ерунда, сотня — полторы лет, и нет их. Но вот камень — это да. Это сильно.

— Вылезай уж, — приказал умрун. — Покажись гостю. И не скрежещи, он тебе не по зубам.

Все-таки это оказался призрак. Я уж, если честно, начал ждать некоей голливудщины, руки, вылезающей из-под земли, и всего такого прочего. Но — нет. Просто призрак. Правда, мерзкий донельзя, чем-то напомнивший мне пакостного перерожденца из зернохранилища. В первую очередь, чернотой внутри, там, где у человека желудок находится.

Может, правы японцы и душа живет в животе? Если да, то у этого господина она вконец прогнила.

— Ишь как он на тебя смотрит, — чуть ли не с одобрением заметил Хозяин. — Так бы и сожрал. Верно ведь? Сожрал бы?