Книги

Темная империя. Книга вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ладошки поднеси, – понял он, о чем был вопрос.

Я не рискнула. И тогда произошло то, что действительно могло произойти только во сне – господин Эллохар стремительно подошел, схватил меня за запястья, поднес мои руки к кранам и… оттуда полилась вода. После мужчина схватил одну из рыбок, намылил мои ладони, смыл пену, затем вдруг что-то загудело и мокрую кожу обдало теплым ветром, мгновенно высушив.

– Это… это… – начала было я.

– Идем, – попросил Даррэн.

И мы вернулись в зал таверны, который совершенно опустел, остался всего один паук, тот самый Ройх, которому принадлежало это заведение, и который при виде нас, произнес:

– Ваше высочество, если вы пожелаете, всех вернут сию же секунду.

– Э нет, – весело отозвался мой спутник, – не зря же я грозный вид изображал.

Говоря все это, он вел меня к столу, а едва подвел, ласково приказал:

– Найришенька, садись.

Паук тот час же услужливо снял крышку с моего супа и даже пододвинул скамью, чтобы удобнее сидеть было, но затем осторожно спросил:

– То есть вы не будете… пить?

– Нет, Ройх, мне бы поесть, – садясь напротив меня, недовольно произнес господин Эллохар.

– Эм, – замямлил наш ужасающего вида трактирщик, – а… эм… порядок наводить?

– Мне не до порядка, Ройх! – рыкнул вдруг Даррэн. – Я банально голоден!

Однако паук, махнув лапой в сторону кухни, меж тем остался на месте, и еще более осторожно, заискивающе даже, спросил:

– А зачем тогда посетителей… эм…

И мы с Ройхом услышали невероятный ответ:

– Хотел поужинать со своей любимой девушкой наедине в лучшей таверне столицы, Ройх, что не понятного? Найриша, ешь, суп стынет. Ройх, какого…

– Так это романтический ужин? – дрожащим, словно паук сам не верил в сказанное, голосом вопросил трактирщик. – Так это действительно… так у вас еще ничего не… так вы только, да? Ох! Ваше высочество! Сейчас-сейчас, в лучшем виде все устроим!

И огромное мохнатое чудище забегало по потолку в буквальном смысле, гася свечи и факелы. Не прошло и минуты, как весь зал погрузился в полумрак, освещенным остался только наш столик.