Илья посидел, пришибленный, пожевал губу.

Генеральского сына убил. Замочил сына ментовского генерала.

Открыл окно. Пересохшая рама не пошла сразу, заскрипела, Илья с загнанной злостью рванул ее нараспашку. Духота была, жуть.

Тоска, которая вроде отваливала днем, уступала Нине место вечером, накатила катком, вдавила в пол. Дико захотелось курить.

Не будет теперь даже и никакого пожизненного, Нин. Может быть, сразу на тюрьме, еще следствие не разгонится, задушат подсадные. Кто-нибудь другой будет во сне с тобой по Америке на «Мустанге» разъезжать.

О чем бы Юрий Андреевич с сыном ни ссорился – убитого за все простит, а на убийце за все отыграется. И никто не защитит. Прокурорские, менты, тюремщики – одна каста, живоглотов. А Илья из другой, из обреченных. Его можно и просто из баловства насмерть забить, да и на телефон еще снять – перед друзьями хвастаться.

Курева надо! Есть же круглосуточные ларьки?

Схватил от плиты спички, нырнул в куртку и выбежал в ночь.

На улице было – как в чуму. Дома стояли мертвые, черные. Жители попрятались, двери на замки и цепочки, окна зашторили, головы под подушками. Бродячие псы свернулись калачиком в помойках. Фонари светили через два на третий. Людей тут не было все равно, а бесы и в темноте все видят.

Выскочил на Батарейную – на ней вроде был подвал продуктовый. Илья сунул руки в карманы, голову втянул в плечи, капюшон сверху – и двинулся. Впереди торчал какой-то крохотный самострой – кажется, торговый.

Был ноль.

Вода превращалась в лед, а лед в воду.

От нулевого воздуха страх пошел таять, а вместо него стал копиться по капле отмороженный гнев. За что с Ильей все так? Почему жизнь в углу прошла и в углу кончается? Почему такое бессилие у него против мира? Где справедливость в том, что ему от наказания не отвертеться? Почему человека убить – получается, а простить – нет? Почему все в руках у живоглотов? Почему, кроме как руки на себя наложить, другого побега нет, а за самоубийство – в ад? Ну ты бог или хозяин скотобойни?!

Терпеть. Голову прятать в руки, шею втягивать в плечи. Как на зоне – не выделяться, не спорить, не возражать. Дали метлу – мести. Сказали отвернуться – отворачиваться. С богом договариваться только о том, чтобы кумовья стучать не заставили. Блатных обходить. Вертухаев обходить. В глаза не смотреть.

Ждать свободы.

Да где она?!

– Сука… Мразота… Гнида… Гнида ты блядская…

Почему точных слов для Ильи нет?

Ноги пружинили, злоба поршни толкала. Проскочил половину улицы как в тумане. Распугал всех незримых бесов. И все равно ни капли бешенства не расплескал.

Добрался до точки.