– Вас беспокоит отдел стажеров редакции «Таймс». Меня зовут Сэм, я секретарь. Мы прочитали вашу статью и хотели бы встретиться лично. Вам удобно подойти к нам завтра в одиннадцать?
Что я почувствовала, когда услышала эти слова? Сначала недоумение, потом восторг, а следом страх. Он никогда меня не покидал – даже в самые лучшие минуты жизни стоял рядом и хлопал по плечу, как верный друг.
– Да, конечно, – выпалила я, даже не сверяясь с рабочим графиком. Услышав пресловутое «Таймс», я забыла, в какую смену должна выйти завтра в кофейню.
– Отлично, тогда завтра, пятнадцатого апреля, в одиннадцать, – повторил Сэм. – Не опаздывайте. И запись переносить нельзя.
Завершив вызов, я отложила телефон в сторону и пару раз подпрыгнула на месте, как ребенок, которому родители подарили корзину котят. Я прошла во второй тур!
– Мисс Гринвуд! – Из кабинета персонала вышел мистер Дартл и смерил меня непонимающим взглядом. – Вы закончили?
– Да, – улыбнулась я, наблюдая, как за спиной Дартла моя сменщица Анна завязывает фартук и кривляется, изображая управляющего.
– Тогда свободны.
– Хорошо, мистер Дартл, – я поклонилась управляющему, чего никогда раньше не делала, и с радостью сняла фартук.
– И не забудь, Сара, завтра твоя смена с часу, – будто прочитав мои мысли, сказал он, скрываясь в кабинете.
– Хорошо!
Накинув плащ, я вышла под серое небо Лондона. По венам текло счастье: до Олимпа оставалась всего пара шагов.
«Главное, чтобы во время собеседования не спросили про диплом магистра», – подумала я, вспоминая, что в анкете не указала этого. Я написала только университет, в котором провела несколько лет, и специальность. Во время разговора меня могли спросить про магистратуру и показать на дверь, не получив желанного ответа. Но я решила не думать об этом, а просто дождаться завтрашнего дня.
2
Здание медиакомпании «Таймс ньюспейперс лимитед», которой принадлежала редакция «Таймс», находилось на улице Бридж, напротив Темзы. Я подошла к нему, когда часовая и минутная стрелка на моих наручных часах показывали 10.30. Оглядев застекленное многоэтажное здание, я вдохнула прохладный весенний воздух и зашла внутрь. Меня встретил охранник. Он осмотрел мою сумку и, ничего не сказав, кивнул, разрешая пройти внутрь.
Когда я оказалась в большом и просторном холле, меня охватил восторг. Так получилось, что во время учебы в университете мне так и не посчастливилось пройти стажировку в этой компании. Профессор, который готовил списки на практику и рекомендовал студентов в лучшие редакции Лондона, не вписал мое имя в список из вредности – на первом курсе мы с ним здорово повздорили.
Профессор Теодор Томпсон, седовласый старичок за шестьдесят со вздернутыми кверху усами, как у полководцев ХХ века, задал написать эссе на любую тему. Я уже несколько месяцев изучала историю феминизма, поэтому даже не сомневалась, что интересный очерк про сильных женщин принесет высший балл. Но за работу получила самую низкую оценку. Как оказалось позже, профессор на дух не переносил все, что было связано с равноправием полов. Консервативный англичанин полагал, что женщины не могут быть такими же успешными, как и мужчины. А я в эссе утверждала обратное, не стесняясь в выражениях.
Если бы я не подошла к профессору Томпсону после лекции и не начала выяснять, почему у меня такая низкая оценка, все сложилось бы куда лучше. Но я решила очистить свое имя от грязи. Многолетняя отличница разозлилась, когда получила намного меньший балл, чем ожидала, и пошла в атаку, не беспокоясь о последствиях. Выражение «Сначала думай, потом делай» точно не про меня. Я поступаю прямо наоборот.
В это же время меня коробило от несправедливости – моя вечная конкурентка Кэтти Белл получила высокую оценку за списанный очерк про британское кино. Но профессор оставался глух к моим доводам. Разразился скандал. Теодор Томпсон выставил меня из лекционного зала. Я думала, что никогда больше его не встречу, и ни о чем не переживала. Даже радовалась, что решила отстоять свою точку зрения, не испугавшись профессора. Но каково было мое удивление, когда на третьем курсе я узнала, что именно Теодор Томпсон формирует списки на практику и пишет рекомендательные письма! Распределяя студентов, он отправил меня в самую скучную редакцию из всех, которые были в Лондоне. Не скупясь в выражениях, я называла ее желтой прессой.
«Ну вот, я все-таки добралась до «Таймс ньюспейперс лимитед», профессор», – подумала я и огляделась.