— Сорвался, бля! Хотел одним ударом… а потом, как вспомнил… ребят… кадры по ящику из Звездного, словно разум потерял, особля как руку ему отрубил!..

— Пойдем, Коль. Ты сделал его, а это главное.

— Да! Что-то дрожит все внутри, Кость, холодно!

— Нервы. Пройдет! Поднимемся к роще, у меня там в заначке фляжка со спиртом, отойдешь!

— Я еще никого так…

— Все, Коль, забудь! Ты не человека убил, а дикого зверя. И он первым бросился на тебя с тесаком.

— Да! И все же чего меня так колбасит? Надо точняк на грудь принять!

— Правильно, пойдем. Только обмыться бы тебе!

— В роще родник! Там… обмоемся… после спирта.

Друзья поднялись по тропе наверх. Подошли к деревьям, возле которых сидели на корточках боевики Тайпана и стоял, облокотившись на ствол пулемета, Гольдин. Увидев окровавленного командира, сержант воскликнул:

— Хера себе?! Ты че, Колян, ранен? Задел-таки Теймураз, падла?

Костя жестом показал Гольдину — молчи, мол.

Костя сказал:

— Вот и молчи!

Николай прошел к кустам, сел в траву, скрестив ноги и опустив между них окровавленные руки.

Костя достал из ранца флягу, пошел к Горшкову. Гольдин, когда Ветров проходил мимо, шепотом, так чтобы не слышал Горшков, спросил:

— Че в балке-то было, Кость? Че Колян словно со скотобойни пришел?

— Разделал он Теймураза на куски. Башку срубил.

— Да ты что? Он че, озверел?

— Похоже на то!