– Это замечательно, – кивнул тот. – В особенности при нынешних обстоятельствах.

Что за обстоятельства имел он в виду? Взгляд Юрия был красноречивее вопроса, но ответ озадачил его еще больше:

– Просто на всякий случай. Озаботься ваш покойный отец когда-то этим, то, может, был бы жив до сей поры. Всегда может случиться что-то такое, чего не предусмотришь. И отчего-то у меня такое предчувствие, что именно сейчас надо быть готовым к любому непредвиденному случаю.

Какой же такой «непредвиденный случай» мог привидеться Домбровскому? Юрий кожей чувствовал приближение чего-то чрезвычайного, – но вот только чего? На сей счет оставалось лишь теряться в догадках – от избыточного любопытства Домбровский его с самого начала предостерег.

Вот и сейчас, медля с началом процесса, он, похоже, думал о том самом, надвигающемся. Да и не он один. Вон и Борщов, чуть приопустив свою асимметричную голову, явно пребывал в несвойственной ему задумчивости. И Викентий смотрел вовсе не на подсудимого, а в некую неведомую даль, будто в ней ища ответы на какие-то свои вопросы…

Мысли Васильцева прервал визг подсудимого, вдруг рванувшегося на своем кресле:

– Вы… вы не имеете никакого права! Вы ответите за самоуправство!

При этих словах лица кое у кого из сидевших в рядах подернуло некое подобие ухмылки. Юрий догадывался, что они уже не раз слышали подобные вопли, а иные и сами, сидя в том кресле, вопили то же самое.

Поскольку лишь тишина была ему ответом, подсудимый уже не прокричал, а проскулил:

– Позвоните по номеру бэ семь двадцать два пятнадцать! Вы… вы не знаете, кто я!

– Ну отчего же не знаем? – нарушил наконец тишину спокойный голос Домбровского. – Вы – подсудимый Урюпник Семен Герасимович, тысяча восемьсот девяносто седьмого года рождения, работающий в Управлении народных театров, не так ли?

– Не только в Управлении! – вклинился этот самый Урюпник. – Я еще и добровольно сотрудничаю с органами!

– Ясно. По зову сердца, – вырвавшись из задумчивости, довольно желчно произнес Борщов.

– Да, по зову, – не уловив желчи в его голосе, подтвердил подсудимый.

– Однако ни пристрастия вашего сердца, – сказал Домбровский, – ни ваша деятельность на поприще народных театров не имеют к делу отношения. Вы обвиняетесь в целом ряде преступлений, отчего и находитесь здесь. В каковой связи сейчас мы заслушаем…

Урюпник не дал ему договорить и возопил снова:

– Права не имеете!.. Бэ семь двадцать два пятнадцать! Позвоните!.. Бэ семь двадцать два пятнадцать!..

И опять невеселые улыбки пробежали по лицам сидевших в зале – зрители не столь давно и сами, видимо, сыпали заветными номерами и уже знали, сколь мало это могло здесь помочь.

– А что за цифрами такими вы тут сыплете? – спросил Домбровский. – Это что, из какой-то каббалистической нумерологии?

– Это телефон, – с надеждой в голосе проговорил подсудимый. И доверительно добавил: – Телефон приемной товарища Пестрюкова.