Глава 51

Разбудил его стук копыт. Где-то совсем рядом — за каменной стенкой кто-то осадил коней. Ну конечно! Незваные гости никогда не приходят вовремя. А он, как назло, лежит под ворохом шкур-одеял в чем мать родила!

Хмель и гормоны еще гудели в голове. Но чувство близкой опасности трезвит быстро. Бурцев вспомнил, мысленно выругался… Кого там еще принесло в тайный домик свиданий Ядвиги Кульмской? Ведь девчонка обещала, что проклятая мельница — табу для всех добрых христиан, пекущихся о спасении души. Ну, почти для всех… Неужели сам бесстрашный Герман фон Балке, презирающий суеверия, изволил пожаловать к ним среди ночи?

Костер в очаге погас. Лишь перегоревшие угольки слабо освещали безоконное жилище. Было холодно. Во рту — гадко. На душе — мерзко. Недавняя безумная страсть угасла вместе с огнем. Бурцев торопливо глянул по сторонам.

Справа — брошенная на пол в беспорядке одежда. Мужская, женская… Из-под платья кульмской красавицы и его скомканной льняной рубашки топорщится дареный меч в ножнах. Рядом — у самого ложа — перевернутый в порыве страстного раздевания табурет.

Слева, возле стенки, тихонько посапывает Ядвига. Бесстыжая, голая, счастливая. Укуталась в одеяла из шкур по самый нос. Голова с растрепанными рыжими волосами покоится на плече Бурцева. Ладонь — на его груди.

Бурцев осторожно высвободил руку. Ядвига проснулась. Дернулась встревоженно, испуганно захлопала ресницами, но, проморгавшись, приветливо улыбнулась. Хотела что-то сказать…

— Тихо! — шепнул он одними губами.

Показал взглядом на дверь. Девушка снова напряглась. Бурцев вытянул из тряпок меч. Мало ли что… Незваные гости — они такие.

Ядвига лежала тихо. Бурцев тоже замер, стараясь не тревожить понапрасну хрусткую соломенную подстилку. Если потребуется, он выскочит из-под мохнатых одеял в считанные мгновения. Сам без одежды, с мечом наголо… Такое зрелище любого вражину вгонит в ступор. Руби — не хочу.

Но, честно говоря, не хотелось. Может, если затаиться, то пронесет? Перетопчутся спешившиеся всадники у порога да помчат себе дальше…

Их было двое, и вошли они не сразу. Действительно, некоторое время топтались на приличном расстоянии от двери, препирались. Сначала совсем тихо, потом — громче. Бурцев вслушивался в приглушенные голоса. Вслушивался и холодел, покрываясь противным липким потом. Знакомый мужской голос. Уверенный, твердый, настойчивый. Ненавистный! И знакомый голос женский. Взволнованный, сомневающийся, срывающийся. Родной! Бурцев прикусил губу. Нет, он не просто влип. Он — ВЛИП!

— Это и есть то самое место, о котором я рассказывал, — произнес Фридрих фон Берберг. — Сюда не ходит никто, поверьте. Здесь мы надежно укрыты от чужих глаз.