Доставая документы из портфеля (по три копии на плотной бумаге, заверенные печатями, каждая копия — на трех языках и в элегантной кожаной обложке), он поднял взгляд и внимательно всмотрелся в лица людей, собравшихся за столом из красного дерева, ставшим необычайно гладким и блестящим после того, как накануне слуги графа Далхаузи с особым усердием его натерли.

Свет был ярким и разоблачающим: он давал возможность хорошо разглядеть выражения лиц людей. Недавно проведенное в замке электрическое освещение ограничивалось лишь несколькими настольными лампами. Чтобы компенсировать недостаток освещенности, была зажжена огромная газовая лампа, висевшая прямо над столом. Ее свет неумолимо падал на головы присутствующих, от чего на их лицах появились черные-пречерные тени — как будто лица эти были начертаны на бумаге угольком для рисования.

Несмотря на яркий свет, пытаться понять что-либо по выражениям лиц дипломатов было практически невыполнимой задачей: у одних из них лица были абсолютно бесстрастными, а у других выражения лиц ну никак не соответствовали тем мыслям, которые вертелись в тот момент в их головах. Поэтому он решил больше не вглядываться в лица.

Рядом с ним сидел его шеф — Мэнсфилд Камминг, руководитель Секретной разведывательной службы, нового британского шпионского ведомства. Для остальных присутствующих Камминг был всего лишь одним из заместителей британского министра иностранных дел. У Камминга было бледное лицо, бросающийся в глаза необычайно круглый — и очень тщательно выбритый — подбородок и проницательный взгляд. Он имел обыкновение закрывать один глаз, а вторым пристально всматриваться через монокль в тех, с кем он только что познакомился. Выражение его лица в такие моменты было суровым. Однако он, будучи уже с ним знаком, знал, что за подобным мрачным выражением лица скрывается довольно добродушная личность. С течением времени кэптен Камминг даже стал вызывать у него чувство восхищения. Он прекрасно помнил тот момент, когда увидел его в самый первый раз. В те времена «К» — именно так он подписывал все официальные документы и письма, став первым шпионом новой школы и проработав немало времени на Балканах и в Германии на Бюро секретной службы Великобритании, — получил задание создать шпионское ведомство, которое предоставляло бы свои услуги британским вооруженным силам и некоторым правительственным структурам наивысшего уровня, обеспечивая их сведениями обо всех тех странах, которые могли проявить по отношению к Великобритании враждебность. Для этой своей — отчасти даже личной — игры Камминг вербовал агентов среди юношей, принадлежащих к высшему свету. Он познакомился с Каммингом в его кабинете на улице Уайтхолл[3] — оригинальной потайной комнате, расположенной за перегородкой, которая сдвигалась при помощи рычагов. Его порекомендовал Каммингу лучший друг — молодой earl[4], который когда-то жил с ним в одной комнате в Итонском колледже. Кэптен при этой встрече начал разговор издалека, используя двусмысленные и витиеватые фразы, пока наконец не перешел к делу, предложив ему угадать, кто запечатлен на лежащей на столе фотографии. Он, будучи уже соответствующим образом проинструктированным своим другом, догадался, что на фотографии запечатлен сам Камминг, замаскированный под толстого и бородатого баварского купца. Именно так он любил маскироваться, когда занимался шпионажем. В общем, Камминг представлял собой настоящего английского джентльмена, не лишенного присущего англичанам специфического чувства юмора.

Рядом с Каммингом за столом сидел Эдвард Грей, виконт Грей оф Фаллодон, британский министр иностранных дел. Его лицо почти не выражало эмоций, и лишь нижняя губа еле заметно подрагивала, что, возможно, являлось признаком нетерпеливости или даже встревоженности. Грей в конечном счете ведь был всем известным пацифистом, а в данный момент как раз речь таки шла о том, как бы сохранить мир.

Британская делегация состояла из Камминга и Грея, а он выступал лишь в роли обычного секретаря, благоразумно державшегося на заднем плане. Меры предосторожности были усилены еще и тем, что он находился здесь под чужой фамилией, а лицо его было частично скрыто очками и, кроме того, усами и бородой, которые он отрастил за последние несколько недель. В соответствии с предварительной договоренностью британскую делегацию, выступавшую в данных переговорах в роли посредника, усадили между делегациями России и Австрии, во главе которых стояли министры иностранных дел этих стран — Сергей Сазонов и граф Леопольд фон Берхтольд.

Он познакомился с господином Сазоновым волею случая в Лондоне. Он тогда еще только начинал свою карьеру, а Сазонов работал в дипломатическом представительстве России в Англии. В дипломатических кругах поговаривали, что Сазонов стал министром благодаря покровительству царицы Александры, которая якобы поддерживала с ним не только обычные дружеские отношения. Это, возможно, не было всего лишь слухом, однако ему было наплевать на то, каким образом Сазонов выбился в министры — благодаря своим деловым качествам или чему-то еще. Он твердо знал лишь то, что такой русский министр иностранных дел лично его очень даже устраивает, потому что в проводимой Сазоновым политике он отметил три ключевых момента: во-первых, Сазонов был заинтересован в улучшении отношений с Германией; во-вторых, он втайне сочувствовал националистическим устремлениям поляков; в-третьих, он прекрасно понимал, что Россия к войне не готова. Кроме того, он настойчиво выступал за сближение позиций России и Великобритании. Все это позволяло без особых усилий склонить Сазонова к подписанию данного договора. Не случайно лицо этого русского дипломата сейчас выражало спокойствие и даже радость: его ведь вовлекли в политическую игру, полностью соответствовавшую его замыслам и устремлениям.