– Так им и надо! – воскликнул Кевин. – А почему не в динозавров?

– Или пауков?

– Потому что жабы не воспринимают свет, а лягушки символизируют отсутствие разума!

В бассейне Латоны постановщики Версаля прибавили даже животных, которые не фигурируют в «Метаморфозах»: черепах, символ сосредоточенности на себе.

Я не мог рассказать детям то, что больше всего интересовало экзегетов[8] королевской мысли: параллель между несчастьями Латоны и Анны Австрийской, матери Людовика XIV, изгнанной из Лувра Фрондой в январе 1649 года и вынужденной укрыться в замке Сен-Жермен вместе с потомством. Эпизод, «нанесший тяжелую травму», как говорит психоаналитик Амелии, маленькому Людовику XIV и будущему королю. С другой стороны, Латона со своими близнецами, Аполлоном и Дианой. Символ небезупречен, но смысл в этом есть.

Меня же, в свою очередь, волновала одна деталь. В своем бассейне Латона смотрела в сторону, вытянув руку горизонтально. Взгляд и рука указывали в разные направления: глаза пристально вглядывались в колесницу Аполлона, а рука отклонилась в сторону бассейна Ящериц. Странная, повторюсь, позиция, потому что жена Юпитера была вынуждена, если не отклоняться от мифа, позвать на помощь своего мужа, а значит, смотреть в небо. Вообще в Версале все имеет смысл. Особенно здесь, в самом центре парка. Король не разрешал садовникам и инженерам ставить статую, боскет или аллею, если они не могли ответить на вопрос «зачем это здесь?» Всякий выбор должен быть обоснован. От специалиста, который не мог объяснить смысл своей идеи, избавлялись.

Поэтому позиция Латоны имеет точное объяснение. Когда ее ставили в 1686 году, она, несомненно, смотрела на Версаль, но и такое ориентирование не вносит большого смысла. Поскольку в то время скульптура не была еще поднята, вид, который ей открывался, ограничивался лестницами и крышей дворца. Так что взгляд и рука ни на что не указывали.

Опять тупик.

И ты, именно ты, моя самая давняя подруга, показала мне выход из него, когда я собирался уже бросить эту затею. Сколько раз за время нашего знакомства ты играла эту решающую роль? Тренера, зеркала, катализатора… Всякий раз ты не только понимаешь мои вопросы, но и воспринимаешь их взглядом постороннего, под другим углом. И вынуждаешь меня подвергать обсуждению самые бесспорные утверждения.

До сих пор слышу твой голос в тот вечер по телефону, игривый и, несмотря ни на что, такой решительный. Такой далекий от моих забот.

– Так мы едем на Маркизские острова на Пасху, как договаривались? Дэн?

В тот день в офисе был сущий бардак. Очередная лживая сплетня (отставка нашего директора по исследованиям) вызвала резкое падение наших акций на бирже. Когда ты мне позвонила в 19 часов, чтобы обговорить наш уик-энд на 2004 год, я уже вымотался.

– Эмма, у меня другое предложение, – внезапно сказал я.

– А именно?

Я чувствовал, что ты раздосадована. Повеяло холодом. Маркизские острова были твоей идеей. Ты давно мечтала попасть туда – немного из-за Гогена, но в основном из-за этого бельгийского певца, умершего где-то в семидесятые, на которого ты просто молилась. Кажется, Жак Брель. Кроме того, наши встречи планировались обычно за много месяцев. Чтобы сменить место, нужна очень серьезная причина.

– Ты не хочешь заехать сначала в Версаль? Могу забронировать тебе самый прекрасный номер в «Трианон Палас».

Слабый аргумент, признаю. Почему Версаль, ведь мы оба его уже знаем? Почему Франция, где в апреле могло быть довольно холодно? И огромный номер в «Трианон Палас»? Ты говоришь о перспективе. И это ты! Ты же всю жизнь проводишь в люксовых отелях. Психология на нуле.

Чтобы объясниться, мне пришлось рассказать тебе всю историю. Королевские сады, Стокгольм, Божественная формула. И тупик, в котором я в конце концов оказался. Как ни странно, я выложил все это тебе с большим облегчением. Кроме того, я надеялся, что ты поймешь.

– И что? – ответила ты с присущим тебе напором, которые мне так не нравится. – Просидим весь уик-энд на краю фонтана Аполлона, ожидая, когда же он повернется? Дэн! О Версале все написано. Что еще ты надеешься там найти?

– Хочу показать тебе все фонтаны. Ты посмотришь на них свежим взглядом. С расстояния. Я сам больше уже ничего не вижу. А тебе, может быть, придет свежая идея.