Евнух удалился.

Через несколько минут в зал вошла старуха с сухим, сморщенным лицом, но с подкрашенными щеками и бровями. Войдя, она бросилась к ногам раджи, стараясь поцеловать их.

— Встань, Айеша, и отвечай, — сказал Дургаль-Саиб. — Но говори только правду.

— Спрашивайте, повелитель. Боги запрещают лгать!

— Что делает молодая девушка?

— Плачет.

— Неужели ты не можешь ее утешить?

— Я утешала ее, как могла, повелитель. И если бы вы слышали, как я это делала, вы остались бы довольны мной.

— И что же она отвечала?

— Она молчит.

— Ты говорила с ней по-английски?

— Да. Но чем больше я ее утешала, тем сильнее она рыдала.

— Она хоть что-нибудь ест?

— Ни к чему не прикасается.

— Но ведь она умрет, — нервно проговорил раджа, — если не будет пить и есть.

— Мне кажется, этого она и добивается, повелитель.