Остаток дня мы провели, пытаясь разговорить обитателей замка и выяснить хоть что-то новое, что бросало бы свет на загадку, но, увы, безуспешно. Некоторые надежды возлагались на ужин и беседу за совместной трапезой, но к вечеру сэр Ивар занемог и едва нашел в себе силы присоединиться к обществу, так что и этой надежде не суждено было оправдаться – разговор не вязался. Лишь известие о показаниях барометра вызвало некое оживление – оба магната и дамы Килпатрик уже спали и видели покинуть гостеприимные стены замка.

За ночь буря прекратилась полностью – словно и не было ее вовсе. Теперь лишь размытая насыпь, огромные лужи среди лугов (некоторые, так размером и с небольшое озеро), поваленные местами деревья, да поднявшийся уровень болота напоминали о разгуле стихии. Небо же, ярко-голубое, чисто вымытое, без единого, даже самого малейшего облачка, озаренное яркими лучами восходящего солнца, и вовсе, казалось, отрицало саму возможность существования непогоды.

Рано поутру, едва рассвело, Мармадьюк отправил Торлоха верхами в Комарин, и теперь, к моменту моего пробуждения, рабочие с фабрики мистера О"Раа уже заново устанавливали на насыпи телеграфные столбы, а со стороны города уже тянулись телеги, груженные щебенкой, землей и битым кирпичом. Изрядной их части, конечно, не суждено было доехать – дорогу тоже размыло немилосердно, и появившиеся на ней после бури ямы необходимо было заваливать немедленно, однако лично у меня не имелось сомнений в том, что насыпь к замку будет полностью восстановлена к концу этого дня.

Мистер Вильк, как выяснилось, тоже послал с Тэлли записку, и уже к завтраку в Каэр Нуаллан прибыл донельзя взволнованный мистер О"Лири, который в Комарине исполнял обязанности не только начальника станции, но также начальника телеграфа и почтмейстера – благо все три заведения расположились в одном здании… Как он умудрился разом сесть на три стула, принадлежащих различным ведомствам, я сказать не возьмусь, но до сего дня со своими обязанностями он вполне справлялся.

Я едва только успел проснуться (право, здесь, на природе, я превратился из «совы» в самого натурального «жаворонка») и привести себя в порядок, как ко мне явился Саймус с просьбой срочно навестить инспектора, так что когда к тому прибыл станционный начальник, я был уже там.

— Инспектор, Боже мой, инспектор, — размахивая какой-то папкой взволнованно зачастил мистер О"Лири, совершенно игнорируя при том и меня, и О"Лонгана. — Двадцать лет служу, и первый раз вот такая оказия! Подвел, подвел меня шельмец, как чувствовал, что не надо его брать на службу! Такая неприятность, такая… Двадцать лет службы беспорочно коту под хвост! А я ведь и ордена за выслугу имею, и благодарности, а тут все заслуги, всё, решительно всё прахом! Опозорил, негодяй, ошельмовал! Инспектор, голубчик мой, я вас Христом Богом молю, не давайте вы ход делу, а? Ведь за этакое меня с должности турнут, да без пенсиона, а у меня ж дети, у меня дочери еще замуж не пристроенные, им приданое надо. Я же двадцать лет, как един день, а тут такая вот… штука. Не погубите, милостивец!

Начальник станции попытался упасть инспектору в ноги, но был подхвачен его крепкими руками и аккуратно усажен на стул.