– Будь по-твоему, – отвечал Донской.
– Будь по-твоему, – эхом отвечал Киприан.
– К Тверду отправьте; сватов пусть ждет. Теперь уже не Николе честь великая, но сестре его! Род новый творите. Быть ему знатным! – Булыцкий в ответ лишь обреченно перекрестился. – А теперь не откажи, к столу присоединись. Раз так, то за дело великое воздать бы, – Булыцкий молча склонил голову, принимая приглашение. Уже там, за столом, за думками своими невеселыми о женитьбе, снова меду хмельного хлебанул. И зашумело в голове! И радость удалая наполнила кровь. Так, что, вспомнил, как тамадил, бывало, на свадьбах. Ох, как же понесло его! Не удержать! Рассыпаясь в шуточках да прибауточках, от которых сами князья то и дело сгибались со смеху, живо в дым упоил он всех присутствующих. Правда и силы на том разом закончились. Так, что и сам, прикрыв глаза, тяжко опустился на скамейку.
– Вот рассуди, Никола, – рядом с ним грузно приземлился Владимир Андреевич. – Ангелом тебя или демоном кликать, а?!
– А мне почем знать? Как рассудишь, что дьявол, так и быть тому. И кличь так. Как ангелом мне быть решишь, так и будет, – медленно, словно бы нехотя, Николай Сергеевич разлепил глаза.
– Дьявол, стало быть! – выдохнул князь прямо в лицо собеседнику. – Что дьявол ты мне, – красный от хмеля и смеха, мужчина резанул ребром ладони себе по горлу.
– А и пес с тобой! Дьявол так дьявол, – устало отвечал пришелец. – Тебе-то чем не угодил? – чуть подумав, вяло поинтересовался трудовик.
– А тем, что словами своими ты мне путь на княжество великое закрыл, – оскалившись, прошипел муж. – В Правде Русской, вон, Ярославом еще записано: по старшинству престол передается! Мне! – резко подавшись вперед, прямо в лицо преподавателя выдохнул князь. – Мне, а не Ваське княжонку после Дмитрия княжество Московское принимать. Мне!!! – Выкрикнув это, он, словно бы разом сил лишившись, снова тяжко осел на скамье.
– Ну, тебе. Ладно. А твой надел кому отдашь, а?
– Чего? – непонимающе уставился на собеседника Серпуховской князь.
– Сердце не екнет родные земли кому-то там оставить? Ведь небось каждое деревцо, каждый сруб знаешь… – закрыв глаза, прошептал Николай Сергеевич. – Я бы в жизнь бы не отдал. Вон, дом построил… Там, – махнул он рукой, указывая куда-то в неопределенном направлении, – у себя. В грядущем. Для души ладил. Каждую досочку, гвоздик каждый… Все сам. И сынам настрого запретил продавать… В доме моем чтобы чужак хозяйничал. Нет! – подавшись на собеседника, теперь уже проорал трудовик. – Что, получается? Задарма, что ли, все, а?!
– Так и получается, – выдержав этот напор, спокойно ответил князь Владимир. – Мне тоже не по сердцу это, да на что тогда Правда Русская?
– Пока было Рюриковичей по пальцам перечесть, оно ладно было все. А теперь? Князь великий, не дай Бог, ушел, вот и замятня тебе. Братья врагами разом и стали. Дело, что ли?
– Не дело, – мотнул косматой головой его собеседник. – Разве только татарам и радость да иным ворогам.
– Дело, что ли, когда одного великого князя одни воспитывают, следующего – еще кто-то, следующего вообще невесть кто?!
– Не дело! Татарам если только.
– Вон ты с Дмитрием Ивановичем о едином печетесь, так и слава Богу. А Мишка Тверской на княжение придет, тогда как?
– С чего бы?! – тяжко выдохнул князь. – Трижды битый; отгремела слава княжества Тверского!
– Да не о Мишке печаль! – поспешил успокоить того трудовик. – О том я, что коли от отца к сыну власть, так и ладно! Оно отрок знает, о чем тятька грезит, да вслед за ним продолжает дела начатые. А как чужой кто? Тогда что. А как соперники бывшие? Лад, что ли?
– Не ладно, – снова мотнул головой Владимир Андреевич.