– А Тверду, как придет, я скажу, чтобы рядом был да приглядывал за тобой, чтобы с родственником худого чего не случилось-то. А по весне бери земли его да засаживай диковинами своими.
– Спасибо, князь, – поклонился Булыцкий.
– А теперь ступайте, – закрыв глаза, прошептал грозный муж. – Одному побыть надобно бы.
– Стекла бы мне, – помявшись, попросил преподаватель.
– Ох, и скор ты, – Распахнув глаза, Дмитрий Иванович обалдело уставился на пожилого человека. – Вроде как я от тебя жду… Или путаю чего?! Ни пороху, ни тюфяков с тебя, но сам с князя спрашиваешь уже. Вчера плинфу просил, сегодня – стекло! Завтрего дня попросишь еще чего? Где видано такое, а?
– Есть плинфа. – Пенсионер поспешил успокоить князя. – Нашел мастерового!
– Уже?! – аж крякнул Дмитрий Иванович.
– Позволишь ежели, печь сложу в хоромах твоих.
– А чего не позволить-то, – довольно усмехнулся муж. – Давай. Тем более сам видал, дело то нужное.
– Так что со стеклом-то, подсобишь? – осторожно поинтересовался Булыцкий.
– На что оно тебе? – вопросом на вопрос отвечал князь.
– Парники нужны, диковины чтобы росли лучше. Банки чудотворные.
– Разошлю людишек, – чуть подумав, кивнул князь. – Пороху дашь когда с орудиями? – набычился вдруг муж.
– Печь плавильную, слава Богу, с чего теперь сладить есть, так и дело шибче пойдет, – спокойно отвечал Булыцкий. – Так, дай Бог, к концу зимы что-то и сладится. А с порохом – ведать не ведаю. Христом Богом клянусь, ни разу не делал! Вон, ямы селитровые заложил, так теперь одно дело – ждать. Тут уже не людские законы действуют, – пожал плечами преподаватель.
– Христа, смотрю, поминать все чаще начал, – усмехнулся вдруг князь. – То раньше все: сделаю, дам, ведаю – не ведаю. Помнишь? А что Сергий говорил, а? Людина без Бога – что дом без жизни. С Божьей-то помощью сделаешь. Верить коли начал, так и ладно все будет, – улыбнулся Дмитрий Иванович. – Ступайте. Роздых мне нужен.
Друзья, поклонившись, молча вышли из горницы[91].
Вечерело. Небо потемнело, налившись густыми темными красками. Вокруг начало стихать; то мастеровые, занятые на строительстве стены, принялись расходиться по домам. Праздный люд, отгуляв свое, также потихоньку разбредался кто куда. Погруженный в свои думки, Булыцкий угрюмо шагал вперед, толком-то и под ноги не глядя. Случайно скорее остановившись, вдруг понял он, что Милован-то и рядом топал.
– Ты чего? – удивленно посмотрел он на товарища. – Домой бы шел.
– Тебя, Никола, не оставлю, – мотнул косматой своей бошкой тот. – А то либо сам чего учудишь, либо опять лихого кого повстречаешь. Рядом буду!
– Не веришь, что Тимоха душегуб? – прямо спросил Николай Сергеевич.