Так я попала на похороны Джимми — окруженная шестью великанами, с головой закутанная в черную ткань.
И это было правильно, потому что к тому времени я наконец осознала, что Джимми ушел навсегда, что он больше не вернется, а все прочее не имело значения. Я не переставала гадать, каким окажется фермерский дом, который он мне оставил. Однажды Джимми спросил, в каком доме я хотела бы жить, и я описала уютный коттедж с широкой тенистой верандой, старые деревья вокруг него и озеро неподалеку. «Посмотрим, может, и найдется такой», — отозвался Джимми с улыбкой, хитро поблескивая глазами. Но очередной его покупкой стал замок на острове у побережья Шотландии, где даже в августе было так холодно, что у меня зуб на зуб не попадал.
Завещание уже давно огласили, а я никак не могла собраться и покинуть дом Филиппа. Джимми не стало, вокруг дома по-прежнему околачивались журналисты, а где я и чем занимаюсь, не имело значения. Я подолгу стояла под душем, садилась за стол вместе с Филиппом и его семьей — женой Кэрол и двумя их дочерями, — но не припомню, чтобы я что-нибудь ела.
О том, что мне пора уезжать, я узнала от Филиппа.
— Мне отсюда не выйти! — в страхе воскликнула я, взглянув на шторы, которые не раздвигала ни днем ни ночью. — Меня караулят.
Филипп взял меня за руку, провел по ней ладонью. Моего мужа уже не было в живых, а я по-прежнему чувствовала себя замужней, поэтому высвободила руку и нахмурилась.
Но Филипп улыбался.
— Мы с Кэрол поговорили и решили, что вам… словом, вы должны исчезнуть.
— А-а, точно, — подхватила я, — совершить сати. Взойти на погребальный костер мужа, чтобы сопровождать его в загробной жизни.
Судя по выражению лица, Филипп не оценил мой черный юмор. Вот Джимми был бы в восторге. Он часто повторял: чем глубже я погружаюсь в депрессию, тем забавнее становлюсь. В таком случае в день его похорон мне следовало бы выйти на сцену с комическим номером.
— Лиллиан, — продолжал Филипп, но едва потянулся к моей руке, я поспешила отдернуть ее, — когда вы в последний раз смотрели на себя в зеркало?
— Мне… — Я чуть было не выпалила нечто язвительное, но неожиданно для себя обернулась к зеркалу над большим комодом, стоящим напротив кровати в комнате для гостей, где я жила. Конечно, я понимала, что худею — и неудивительно, ведь я несколько недель толком не ела. Но только теперь я заметила, как сильно изменился мой вес. Щеки совсем ввалились. Оказалось, у меня есть скулы.
Я повернулась к Филиппу.
— Удивительно, правда? Сколько денег Джимми угрохал на диеты специально для меня, и все напрасно! А оказывается, ему надо было всего лишь умереть — и готово! Я наконец-то постройнела.
Филипп нахмурился.
— Лиллиан, я ведь не сразу завел с вами этот разговор: я пытался дать вам время примириться со смертью Джеймса и его волей…
И он вновь принялся читать мне нотации и упрекать в опрометчивости: почему я раньше не сказала ни ему, ни Джимми, что вышла замуж семнадцати лет от роду?
— Он устроил бы для вас пышную свадьбу. Ради вас он был готов на все, — заверил Филипп через день после того, как обо всем узнал. — Уж лучше свадьба с опозданием, чем тайное замужество.
Все это я уже слышала, в повторениях не нуждалась и потому прервала его:
— Вы хотите, чтобы я исчезла?