— Может быть, капельку виски?
— Нет, нет, спасибо. Продолжайте…
— Хорошо. Я буду откровенен, уж вы меня простите. Так вот, вы считали, что полиция слишком небрежно отнеслась к мисс Паризини и к ее жениху, что мы тупо искали таинственную женщину с браслетом «змейка», купившую последний билет перед убийством, и не знали, что это родная сестра Лоя Коллинза и что она работает в аттракционе «Переворачивающаяся кровать».
— Как? — вырвалось у меня. — Вы всё это знали?
— Не всё. Кое-что я узнал сегодня ночью от Лоя Коллинза. Но вы правы: мы уделяли всему этому не слишком большое внимание.
— Но почему? Ведь все то, о чем вы сейчас говорите, очень важно! И все имеет прямое отношение к убийству!
— Видите? — Карриган горько улыбнулся. — Вы разочаровались в нашей работе. «Полиция работает плохо, — решили вы. — Попытаюсь сам разобраться во всем». И я уверен — вы многое узнали. Может быть, даже могли бы нам помочь, почему бы нет…
Я сделал один из тех неопределенных жестов, к которым прибегают люди, когда не хотят показывать свое отношение к разговору. У Карригана оказалось достаточно такта, чтобы не настаивать.
— Однако не в этом дело. — Карриган осторожно, чтобы не сбить пепел, положил свою сигару в пепельницу, скрестил пухлые пальцы на животе и, вытянув ноги, уставился на носки своих безукоризненно начищенных ботинок. — Мне бы очень не хотелось, чтобы у вас создалось впечатление, что в этом деле полиция действовала ощупью или недооценивала какие-то важные обстоятельства. Позвольте мне рассказать вам о некоторых принципах нашей работы…
— Да, да, конечно! — Мне действительно было интересно послушать Карригана.
— Видите ли, Мак Алистер, при расследовании любого преступления мы собираем данные самой различной ценности. Обычно мы делим их на две категории: существенные и эмоциональные.
Карриган оживился. Он говорил уверенно и с увлечением, даже несколько многословно. Особенно сейчас, после неудачи с обвинением Лоя Коллинза, ему было необходимо высказаться, обнаружить знания опытного криминалиста, которые у него несомненно были. Я слушал его с большим интересом.
— К существенным, продолжал Карриган, — мы относим неоспоримые факты, вещественные доказательства, надежные свидетельства очевидцев — одним словом, все то, что может быть учтено судом присяжных как материал для определения виновности подсудимого. Что касается так называемых эмоциональных данных, то сюда входят некоторые косвенные улики, например слухи, которые нельзя проверить, сложные психологические или социальные выводы, такие субъективные чувства, как симпатия и антипатия, трагическая судьба истца или обвиняемого и так далее. Но все это является всегда лишь подсобным материалом, значение которого не следует переоценивать. Без подкрепления существенными данными он немного стоит и не может служить основанием для принятия практических мер.
— Ну, а если то, что вы называете «эмоциональными данными», позволят делать совершенно самостоятельные и логические выводы?
— Тем более! Так как в этом случае они уводят следствие в сторону от фактов. Да и что может быть убедительнее вещественного доказательства? Кроме того, всегда надо помнить, что… «расследование должно быть строго ограничено исследованием только преступных по своему характеру действий, то есть только таких действий, которые относятся к данному делу»… — Судя по тяжеловесной фразе, Карриган явно пустил в ход цитату из какого-то полицейского устава.
— Но ведь трудно определить, что относится и что не относится к данному делу! — перебил я Карригана. — Какое действие или событие является по своему характеру преступным и какое нет…
— Вот именно! — Чем больше я возражал, тем увереннее и снисходительнее звучал голос Карригана. — Поэтому давайте конкретно разберемся в нашем деле. Убит Монтеро. Обстоятельства известны. Имеется целый ряд вещественных доказательств, обличающих убийцу: ворсинки ткани его костюма, волосы, камень, которым он убил свою жертву, и так далее. Теперь посмотрим, что представлял собой убитый. Человек почти пятнадцать лет изображает куклу. Он одеревенел не только внешне, но и внутренне: разучился смеяться и плакать, отупел, стал нелюдимым. Он умеет только одно — стоять неподвижно. Это трагедия? Бесспорно! Но это его личная трагедия. Она существовала задолго до его убийства и существует во всех музеях восковых фигур, где показывается этот традиционный трюк. И никакой связи с убийством эта трагедия, простите меня, не имеет. Да и с вещественными доказательствами — тоже! Дальше. Кэйзи Уайт, она же Казимира Колинская, — лицо, нелегально проживающее на территории Соединенных Штатов, является сестрой человека, чьи данные совпадают с данными убийцы. Это уже настораживает. Ее судьба тоже нелегкая — без гражданства, тяжелая, унизительная работа на аттракционе «Переворачивающаяся кровать»…
Джо был прав. Судьба сестры Лоя Коллинза оказалась в цепких руках Карригана. Я попытался отвести от нее угрозу.
— Это еще ничего не доказывает! — перебил я полицейского инспектора. — Вы же сами говорите, что без убедительных доказательств нельзя строить обвинение против человека.
— Да, да. В том-то и дело! Но Лой Коллинз сегодня ночью сообщил мне некоторые подробности, о которых он умолчал в разговоре с нашим приятелем Джо. Он рассказал мне…