– Их два, – услышал я в ответ. Один около станции метро Проспект Мира, а другой примыкает к Алтуфьевскому шоссе.

– Вот, вот тот, который у Алтушки! – уточнил я. В самом конце центральной аллеи, той, что тянется от главного входа.

– Пока расстегните ему ворот и если есть возможность, дайте что-нибудь попить, – посоветовала на прощание оператор и, не прощаясь, повесила трубку.

Теперь в беседку, где лежал неизвестный, мы направлялись уже впятером. Глаза у мужчины были всё так же закрыты, но по издаваемым им свистящим звукам было понятно, что он ещё жив. Девушки тут же принялись хлопотать вокруг него, расстёгивая на груди рубашку и подкладывая под голову свои сумочки. Мы же с молодыми людьми остались снаружи и они тут же вытащили сигареты.

– Всё курите? – немедленно подначил я их. Значит, скоро вот так же грохнетесь на улице, и тоже будете зависеть от доброй воли посторонних людей.

– Это от сигареты, что ли? – недоверчивым баском отозвался один из парней.

– Не от сигареты, а от сигарет! – поправил я его. А вы что думали, Минздрав вас просто так предупреждает об опасности курения? Нет, не просто. Никотин ведь не что иное, как нервнопаралитический яд, и рано или поздно он своё парализующее действие явит вам во всей красе!

За душеспасительной беседой довольно быстро подкатила и «Газель» скорой помощи. Кроме водителя в ней сидела лишь молоденькая девушка, которая явно стеснялась своей самостоятельности и, похоже, была не слишком готова оказать бедняге помощь прямо на месте. Так что мы помогли ей погрузить пациента в кузов, после чего красно-белая машина неторопливо поехала в обратную сторону. Молодые пары быстренько ретировались из беседки, а я чуть задержался, поскольку в толкотне при погрузке у меня развязался шнурок, и потребовалось его поправить.

Уже заканчивая эту краткую процедуру, я краем глаза заметил нечто прямоугольно-коричневое, высовывающееся из-за края деревянного чурбачка, на котором была укреплена одна из лавок. Протянув руку, я через секунду извлёк из-за него сильно потёртый портфель из дешёвого кожзаменителя. Он, не сказать, чтобы был очень тяжёл, но в нём явно что-то лежало.

– Не наш ли бедолага его обронил? – подумалось мне. Ну, да, конечно! Проходил мимо беседки и в этот момент почувствовал недомогание. Вошёл, сделал два шага вперёд и тут же упал на правую скамейку. И если свой портфель он при этом держал в правой же руке, то он как раз и должен был угодить прямо сюда, за лавку!

Замок портфеля не был заперт на ключ и легко поддался моим усилиям. Интерес мой к содержимому кожаного вместилища был чисто номинальный. По одному его внешнему виду было понятно, что никаких особых ценностей в нём никогда не было, да и быть не могло. Однако там вполне могли оказаться какие-нибудь справки или документы, по которым можно было бы впоследствии отыскать так некстати заболевшего владельца портфельчика. Но вскоре выяснилось, что ничего подобного там тоже не было. Всё внутреннее пространство занимали две плотно набитые пластиковые папки и толстая, сильно затёртая общая тетрадь.

Открыв из чистого любопытства одну из папок, я увидел толстую пачку бумаги с ксерокопиями каких-то рукописных документов. В беседке было уже темновато, но я всё же вынул из середины один из листов и поднёс его к глазам. Текст её был своеобразен и разобрал я его с известным трудом: «По Высочайшему повелению предлагаю Вашему Высокоблагородию разузнать без потери времени и самым секретным образом, не проживал ли лет 20-ть тому назад в Минской губернии близ г. Слуцка в имении Черебути некто Антон Ивицкий, переехавший в последствии в Виленскую Губернию в имение Свилу, неподалёку от г. Видзы лежащее…, и коль скоро Вы что-либо о нём узнаете, или откроется теперешнее место его пребывания, то немедленно донесите мне о том…,»

– Какая-то старорежимная галиматья! – разочарованно отложил я листок в сторону, но для пущей самопроверки вытащил ещё один.

Но по стилю изложения информация на этом листе не сильно отличалась от листа предыдущего. Содержание и по смыслу текста и даже по почерку была почти такой же: «Во исполнение предписания Вашего Сиятельства, от 29 ноября минувшего 1839 года, за № 129-м я старался секретнейшим образом разузнать об Антоне Ивицком всё что мог и удостоверился, что он действительно лет восемь жил в Игуменском уезде в деревне Церебутая (на реке Птичь) у арендующего имение сие родственника его, дворянина Овсяного, но уже около 15 лет как выбыл оттуда в Виленскую губернию. Слышно, что он проживал не около Видзе, но близь Вильно и года два тому назад умер, после чего жена Ивицкого с сыновьями: Людвигом, Тимофеем и Робертом переселилась Гродненской Губернии, Новогрудского…»

Уже понимая, что никаких нужных сведений о владельце портфеля я здесь не найду, я всё же скоренько пролистал и страницы тетради в твёрдом, тёмном переплёте. Мелкий трудноразборчивый почерк, рукописные схемы каких-то местностей, фотографии людей в старинных одеждах, вклеенные то там, то здесь кусочки географических карт… Разочарованно захлопнув тетрадь, я сложил бумаги обратно и с чувством выполненного долга направился к выходу из парка. И пока шёл, размышлял о том, кем же был отправленный в больницу старик, любителем-краеведом, писателем или же просто рядовым школьным учителем.