К этому времени она уже была уверена, что убийца пытался войти в память компьютера либо до, либо после того, как уложил труп в ванну. Но как он проник в дом? Этого она не знала. Как не знала ответов и на другие сформулированные ею же самой вопросы. Впрочем, в этот момент у нее в голове возник еще один вопрос, который отбросил необходимость немедленного ответа на предыдущие. Следует ли ей позвонить комиссару и сообщить о телефонном звонке?
Поразмыслив, она решила, что не следует, по крайней мере пока. Так она избежит разговора о компьютере и пароле, обеспечивающем доступ к его памяти. Приняв это решение, она позвонила дежурному администратору и попросила заказать ей такси для поездки в «Гиперкор». Она сочла нужным купить несколько флэшек, чтобы скопировать на них весь твердый диск компьютера Софии и затем разместить их в различных труднодоступных местах; попутно ей пришла в голову вызвавшая у нее легкий трепет мысль о том, что флэшки будут служить своеобразной охранной грамотой и для нее. Пока же она понятия не имела, что именно заключали в себе архивы, которые она скопировала на съемный диск. Она узнает об этом, когда вернется из торгового центра. Впереди у нее целый вечер и ночь.
13
Когда Андрес вечером пришел домой, Эулохия ждала его, сгорая от нетерпения. Из-за царившего во время обеда молчания она так и не узнала никаких подробностей об убийстве врача и все еще пребывала в состоянии потрясения от полученного известия. Теперь этому невыносимому молчанию наступал конец. У Андреса не оставалось никаких оправданий: труп Софии уже давно им осмотрен (и надо сказать, это не только не лишило его аппетита, а даже, похоже, еще больше его подогрело) и, кроме того, теперь он находился дома, а домашний очаг, как известно, — это царство женщин.
Эулохия знала покойную по занятиям пилатесом, которые они обе посещали в гимнастическом зале Аэроклуба. Занятия проходили каждый понедельник, среду и пятницу с восьми до девяти часов вечера, то есть последний раз они виделись как раз накануне, всего сутки назад, и мысль об этом не давала Эулохии покоя.
Андрес был прав, когда во время обеда произнес единственную фразу о том, что София была неприятной и заносчивой особой, бездушной и крайне амбициозной, лишенной каких-либо представлений о деликатности. Это было правдой. Она проявляла все эти качества и в дни занятий пилатесом, полагая, что все вокруг ею восхищаются, и всегда держась отстраненно и обособленно; она общалась только с преподавательницей, странной особой, судя по всему отягощенной массой комплексов. Впрочем, теперь-то она, сама того не желая, пребывала в абсолютном одиночестве.
Как только Андрес пришел, они начали болтать о том о сем, то серьезно, то шутя, то напуская на себя суровый вид в зависимости от того, о чем шла речь. Начали с того, что вспомнили о почти детской выходке с вертолетом. При этом они оба беззлобно над ней посмеивались, обмениваясь взглядами, скрывавшими вопросы, не требующие ответа. Способ, который избрал Сальвадор, чтобы напомнить своим соученикам об их достоинстве, казался им хоть и обидным, но довольно забавным. Они вдоволь посмеялись над шуткой, и Андрес даже заговорил раскатисто и басовито, подражая громоподобному голосу представителя центрального правительства, которым тот говорил сегодня с ним по телефону.
Они ни слова не упомянули о завтраке с белужьей икрой и серебряной ложечкой. И о трупе тоже не говорили. Решили оставить эту тему на потом. Ужин, который был по настоянию Эулохии достаточно легким (запеченный в духовке горбыль, надо сказать, отменный), прошел за оживленной беседой на отвлеченные темы: от количества выпавших на квадратный метр осадков до последних сплетен о внебрачных связях некоторых членов галисийского правительства.
И только в постели, которая, как известно, располагает к особой откровенности, Андрес заговорил о том, что хотела услышать от него Эулохия. Он настолько верил в ее порядочность и умение держать язык за зубами, что не испытывал никаких этических терзаний, когда подробно рассказывал ей о той или иной ситуации, в которую в данный момент был вовлечен.
— Мне гораздо интереснее слышать обо всем от тебя, чем по телевизору, — вкрадчиво сказала она ему как-то.
И он это запомнил. Ему даже стало казаться, что эти доверительные беседы ее возбуждают; заводят, как сказали бы молодые. И не смог устоять перед возможностью использовать сию незамысловатую уловку в надежде, что она поможет ему подольше удерживать молодую возлюбленную подле себя.
Итак, Андрес со спокойной совестью подробно поведал Эулохии о произведенном Андреа Арнойей и Диего Десой допросе Клары Айан и результатах тщательного осмотра спальни и ванной комнаты, на настоящий момент представлявшейся полиции единственным местом, где могло произойти убийство, хотя никаких конкретных подтверждений этому пока не было.
Версия о том, что убийство было совершено в каком-то другом месте, представлялась совершенно невероятной. Дело в том, что подъехать к дому жертвы на машине по Руэла-де-Энтресеркас было если не невозможно, то по меньшей мере чрезвычайно затруднительно.
Не было обнаружено никакой одежды, которая могла быть на покойной в момент кончины, ни единой капельки крови и никаких следов, свидетельствовавших о присутствии в жилище постороннего человека. Трудно себе представить, что какой-то неизвестный пронес в дом обнаженное тело, взвалив его себе на плечи. Поэтому все указывало на то, что женщина была убита в своем собственном жилище. Но как и кем?
Можно было, конечно, вопреки здравому смыслу, предположить, что некто выстирал и выгладил одежду покойной и аккуратно разместил ее в шкафу, а затем перенес труп в ванную, где нанес на него резаные раны, из которых не просочилось ни капли крови. В общем, речь шла либо об идеальном преступлении, либо об изощренном убийстве. Теперь надо было подождать, что покажет вскрытие. Если оно вообще что-то покажет.
Клара, со своей стороны, во время допроса поведала полиции, что когда накануне вечером она вернулась домой, то стала свидетельницей не слишком дружелюбной беседы Софии с доктором Каррейрой, профессором медицинской антропологии и руководителем ее диссертации.
С этого момента Эулохия стала слушать особенно внимательно, а Андрес продолжил свой рассказ. Время от времени, как бы желая приблизить ее к себе, он обращался к ней «милая подруга», «мой верный друг», но только не «Эулохия» или «любовь моя»; он готов был использовать любое обращение, кроме ее имени или слов, которые выдавали бы его страсть. Комиссар прекрасно осознавал, что это глупо и что таким образом он вовсе не демонстрирует той холодной отстраненности, на которую претендует. Однако он ничего не мог с собой поделать. Все-таки постоянный просмотр детективных фильмов таит в себе немало опасностей. В общем, он продолжал рассказ в своей привычной, якобы отстраненной манере.
Как поведала полицейским Клара, написанная Софией под руководством доктора Каррейры диссертация, судя по всему уже практически завершенная, представляла собой исследование болезней, которыми при жизни страдали обитатели некрополя, расположенного в подземелье собора.
Исследование было осуществлено на основе тщательного изучения останков тел, некогда служивших пристанищем человеческих душ, которые ныне либо все еще пребывают в Чистилище, либо горят в огне Ада, либо с самого начала были вознесены на Небеса.