Слова сами собой слетели с языка и булыжниками гулко ухнули в пустоту. С некоторым изумлением я наблюдала, как дернулся от них Борисыч. И свирепо зыркнул на меня:

– Не говори ерунды. Шанс на излечение остается всегда. Если у тебя не хватит денег на лечение, корпорация поможет. Безвозмездно.

Я цинично усмехнулась:

– Идиотское и бесполезное вложение денежных средств. Нет у меня шансов, Борис Викторович. Четвертая стадия. Врач дал мне от силы три месяца. Это если буду беречься. Но какой смысл прятаться от жизни? Чтобы ее остатки прошли мимо?

Ясеневский устало растер лицо руками, шумно вздохнул:

– Нда уж. Видимо, я действительно проклят. Или мне на роду написано терять всех, к кому я прикипаю душой. – Ясеневский остро глянул на меня из-под ладоней: – Я ведь за эти полгода привязался к тебе. Ты мне вместо дочери стала.

Я зябко поежилась. А ведь и вправду, Борисыч уже очень давно не показывал мне свой поганый характер. Всем вокруг доставалось по самое нехочу. А на меня только беззлобно ворчали.

– Ань, – Борисыч выпрямился, – ты подумай. Еще ведь не поздно начать лечение. Ну а вдруг? Чудеса ведь случаются и в наше время. Я оплачу лечение полностью.

У меня на глаза навернулись горькие слезы. Вот оно как все сложилось. Алекс ошибся в своих прогнозах. Борисыч почти стал мне отцом. Жаль, что я так поздно это поняла.

Борисыч встал:

– Ну, я пойду. А ты отдыхай. И подумай над моими словами. Завтра должна быть, как огурчик. Итальянцев нужно порвать на шелковые шарфики. Или, может, завтра тоже останешься в номере?

Шеф с надеждой посмотрел на меня. Но я только головой покачала:

– Я до завтра приду в норму. И буду присутствовать на встрече. Не нужно прятать меня от жизни. От смерти все равно не спрячете.

Борисыч понимающе кивнул и вышел, тихонько притворив за собою дверь.

Слабость и боль постепенно отступили. И я наконец смогла расслабиться. Но сон никак не шел. В моей голове теснился миллион и еще одна мысль. Обо всем, и одновременно ни о чем. Надо бы встать, проконтролировать Татьяну. Но сил нет совсем. Не забыть поблагодарить Ипатова за заботу. А то как-то не очень удобно получилось. Я заполняла свою голову всяким мусором. Лишь бы не думать о нем.

Полгода назад, после ухода Алекса, я некоторое время балансировала на грани безумия. Возвращаться после работы в пустую квартиру было невероятной пыткой. Чаще всего я просто слонялась по квартире из угла в угол, пока усталость не брала верх над измученным разумом. И тогда я попросту отключалась где попало. Лечь в пустую постель я не могла себя заставить. Спала где попало. Но не в кровати.

То же самое было и с машиной. В первое же утро без Алекса я спустилась в подземный гараж с ключами в руке. Постояла, посмотрела на спортивного красавца. И, сунув ключи в сумочку, поплелась на остановку общественного транспорта. Больше за руль этой машины я не села ни разу. Просто не смогла себя заставить. А пару недель спустя попросту продала и квартиру, и машину, при активной помощи Ипатова.

Взамен приобрела крохотную однокомнатную квартиру в трех кварталах от офиса. Машина при таком раскладе мне не была нужна. На тридцати трех квадратных метрах на верхнем этаже старой пятиэтажки располагались диван, скрипучий шкаф с растрескавшейся полиролью, стол с ноутбуком и стул рядом. На кухне – древний буфет, и не менее допотопная газовая плита, которой я никогда не пользовалась, потому что зачастую даже кофе дома не пила. Ну а если все же решалась приготовить чашечку горячего напитка, то меня выручал электрический чайник, примостившийся на подоконнике. Сантехника тоже была древняя, вся в ржавых разводах. Но, как ни странно, работала исправно. Больше мне от нее ничего не было нужно. А убогость нового жилища совершенно не трогала душу. Все необходимое есть. Желать больше нечего. Все равно сюда я приходила только ночевать.

В попытке забыться и забыть Алекса, я проводила на работе по четырнадцать – шестнадцать часов. Порою, захватывая выходные. И саднящая боль в душе постепенно начала стихать. Наверное, со временем я бы привыкла к одиночеству. А может быть, и захотела бы что-то изменить в своей не радостной жизни. Но судьба внесла свои коррективы. Видимо, время, данное мне смертью взаймы, все вышло. И пришла пора платить по счетам.

И вот сейчас, лежа на огромной кровати в роскошном номере миланского отеля, я вдруг с отчетливой ясностью поняла, что умирать не страшно. Ну и что, что мое время закончилось раньше, чем у других? Главное, что Алекса напоследок увидела. Вот бы еще удалось бы поговорить, ощутить его непередаваемый аромат. Тогда совсем все станет хорошо.