Танечка тут же позабыла про неприятного итальяшку и погрузилась в пересказ своего диалога с сыном Джузеппе. Нам предстояло внести правки в первоначальный вариант договора и все подготовить к десяти часам, к началу заключительного раунда переговоров.
В ресторане было еще пусто. Но нам быстро принесли горячий кофе, свежую, распространяющую одуряющий аромат вокруг, выпечку, масло и фрукты. И я даже что-то сжевала. Впрочем, совсем не чувствуя вкуса. Не смотря на запах, пища для меня на вкус была мало отличима от, скажем, упаковочного картона. К счастью, Танечка, поглощенная набором договора, не обратила внимание на то, что и сколько я ем.
Когда Борисыч, Миша и Ипатов появились в переговорной, мы с Танечкой уже заканчивали раскладывать распечатанные экземпляры договоров. Танечка сразу бросилась под ноги шефу, фонтанируя энергией и на ходу отчитываясь о внесенных правках. Слушая переводчицу, шеф хмуро меня оглядел. И я почувствовала себя неуютно.
Еще позавчера апельсиновое чудо дизайнерского искусства обтягивало меня как перчатка. А сегодня в бедрах неожиданно обозначился запас в пару сантиметров. Юбка еще не висела на мне, как на вешалке. Но и вид уже был не тот. Я стремительно теряла в весе. И шеф, кажется, это заметил. А может, просто все мои усилия по сокрытию следов тяжелой ночки не увенчались успехом. И сейчас Борисыч пытался решить, выдержу ли я переговоры.
Не знаю, чем бы в итоге закончились эти смотрины, если бы в этот момент не распахнулись входные двери, впуская в переговорную уже пришедших итальянцев. Я украдкой покосилась на часы. Нервничают наши потенциальные партнеры, раз явились почти на тридцать минут раньше. Или просто пытаются таким нехитрым способом деморализовать нас. Я положила возле Миши последний распечатанный экземпляр и выпрямилась, готовясь приветствовать будущих партнеров по бизнесу.
И тотчас же почувствовала, как положенная по протоколу улыбка судорогой сводит мое лицо, насмерть примерзая к губам. Нет! Этого просто не может быть! Я все еще сплю, и вижу сон. Кошмарный сон. И мне нужно срочно проснуться. Ну не может мироздание быть настолько жестоким!
Прямо на меня, словно в замедленной съемке, шел и что-то тихо говорил мрачному и злому Бруно на ухо… Алекс.
Переговорная, словно взбесившись, завертелась вокруг меня жуткой каруселью.
Глава 8
Несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, я пыталась устоять на ногах и взять себя в руки. Ну кто там утверждал, что планета Земля большая? Чушь! Маленькая она. Бесконечно маленькая.
Наконец, переговорная прекратила свою бешеную свистопляску вокруг меня. Положив последний экземпляр нового договора на положенное ему место, я поймала на себе хмурый взгляд Борисыча. Он заметил, в каком состоянии я нахожусь. Но промолчал. Первая заповедь шефа: противник не должен знать, на сколько мы слабы.
Наконец все расселись. И сын Джузеппе, имя которого опять вылетело у меня из головы, равнодушным голосом, словно он от всего смертельно устал, приветствовал нас. А затем и представил Алекса. Как Александра Дюваля. И все. Ни занимаемой должности. Ни за что отвечает. Ни почему тут присутствует. Впрочем, о последнем все сразу догадались, когда итальянец все так же бесцветно пояснил, что его отец находится в больнице после сердечного приступа. Состояние тяжелое, врачи разводят руками, и бла-бла-бла. Мы все прониклись. Особенно после того, как нам сообщили, что Джузеппе Диарелли требует заключения контракта, находясь чуть ли не на смертном одре.
Поймав себя на такой циничной мысли, я с трудом удержалась от того, чтобы не поморщится. Не мне судить Диарелли. Каждый сам кузнец своего счастья. И несчастья тоже.
Пока я разбиралась со своим изменившимся мировоззрением, переговоры начались. Каждый практически бесшумно пододвинул к себе новый экземпляр договора. Все углубились в чтение. А я мысленно надавала себе оплеух. Что-то я совсем раскисла. И позволяю мыслям гулять непонятно где во время важных переговоров. А я пока еще работаю на корпорацию.
Мне и Танечке читать не было нужды. Этот документ составляли мы. С учетом всех пожеланий итальянской стороны. Не факт, что именно эту бумагу в итоге подпишут Борисыч и итальянцы. Но вот ее содержание я знаю почти как отче наш.
Воспользовавшись паузой, я украдкой покосилась на Алекса. Сердце сжалось в мучительном спазме. Во-первых, вампир осунулся и подурнел. Будто обычный человек. На бледной, почти пергаментной коже, без малейшего признака румянца, под потемневшими, карими глазами лежали глубокие тени. Карий цвет глаз меня удивил, но не настолько. Сейчас чуть ли не на каждом углу можно было без проблем купить цветные линзы. Еще и со зрачком самой разнообразной формы и текстуры. Так что цвет глаз точно не являлся проблемой. А вот очевидная измученность Алекса меня удивила. Еще когда мы были вместе, я заметила, что его кожа в принципе румянцем похвастаться не может. Но сейчас она была какой-то истончившейся, желтоватой. Если бы вампир был простым человеком, я бы сказала, что он тяжело болен. Или длительное время хронически не высыпается.
А еще изменились волосы. Стрижка у Алекса сейчас была куда короче, чем тогда, когда мы только встретились. Сейчас бы точно не получилось зарыться в его прическу пальцами, пропуская сквозь них шелковистые пряди. Фактически, вампир сейчас носил любимый большинством мужчин «ежик». А еще в густых темных волосах проглядывали седые прядки. Так не бывает. Или бывает?
Увлекшись разглядыванием родного существа, я пропустила момент, когда все закончили изучение договора. Несколько пар глаз впились в меня в явном ожидании. И среди них неодобрительный, подозрительный взгляд шефа. По моей спине вниз пробежала холодная липкая струйка. Я неожиданно осознала, как сильно Алекс рискует, появившись прямо под носом главного чистильщика. Ужас перехватил горло стальными тисками. Но, как ни странно, помог собраться с мыслями. Переговоры начались. Вернее сказать, возобновились.
На этот раз всю флегматичность и равнодушие итальянцев как ветром сдуло. Бруно Пеларатти откровенно бесился, бросая на меня такие взгляды, что если бы я была хотя бы деревянной, то уже давно бы сгорела без следа, не оставив после себя даже пепла. Алекс зорко следил за каждым движением, за каждым словом чистильщиков. И даже сын Джузеппе утратил свое безразличие. Обстановка накалялась.
Танечке сегодня приходилось туго. Она не замолкала ни на секунду, раз за разом прикладываясь к стакану с минеральной водой, чтобы смочить пересохшее горло. Как она успевала отслеживать словесный пинг-понг, которым перебрасывались между собой Борисыч, Ипатов и итальянцы, для меня было загадкой. Никогда мне не понять этой тяжелой и неблагодарной работы переводчика-синхрониста. Хотя, я точно знаю, этот труд хорошо оплачивается.