— Конечно, как иначе?

Разведчик хмуро наблюдал за манипуляциями Дмитрия. Оно, в принципе, вполне понятно: обидно, когда кто-то перехватывает твою добычу, но уж так вышло, извини, разведка. Но он, Захаров, в смысле, вовсе не собирается ни с кем делиться честно уворованным трофеем. Коль уж он окончательно поверил, что попал в прошлое, значит, стоит подумать и о том, как в оном прошлом легализоваться. Нет, для всех он по-прежнему мамлей Василий Краснов, тут вопросов не возникнет. А если покойный Балакин и заметил некое различие в поведении и манере разговора своего командира до и после переноса сознания (замечал, чего уж там, Дмитрий несколько раз его взгляды, не то удивленные, не то подозрительные), то он уже никому об этом не сможет рассказать. Да и не стал бы, скорее всего, сначала б сам попытался осторожно выяснить, что с командиром, — Николай мужик правильный… был.

— И даже про сеанс связи не станешь нудить?

Помедлив несколько секунд, разведчик качнул головой: «Не стану, мол».

— Да не переживай ты, — Дмитрий усмехнулся, легонько хлопнув собеседника по камуфлированному плечу. — Конечно, в ваших делах я не шибко соображаю, но ведь наверняка имеется и запасное время выхода на связь, а то и не одно? Вот тогда и отправишь свою весточку. А сейчас никак, сам ведь понимаешь.

— Ладно, хватит, — буркнул тот. — Все я понимаю. Как уходить будем? Все-таки ночи дождемся? Или засветло рискнем? — Разведчик вытащил карту, разложил на колене: — В принципе, я пока об этом не думал, но если прикинуть… Лучше, наверное, по темноте. Вот смотри, — он ткнул пальцем в ничего не говорящую Захарову условную пометку:

— Вот «коридорчик», по которому мы сюда прошли. Здесь лес почти до самых наших позиций доходит… ну, по крайней мере, доходил, когда мы в поиск уходили. А вот примерно в километре севернее заброшенная дорога, видишь? Когда-то тут деревенька была, но сейчас ее уже нет. Если еще засветло дать по лесу кругаля, то в аккурат на эту дорогу и выйдем. И уж по ней к своим рванем. Как считаешь?

Дмитрий пожал плечами:

— Вань, я вообще-то танкист, а танки по лесу обычно не ездят, так что тебе виднее. Если считаешь, что так и лучше, и безопаснее, значит, пойдем к этой деревне, — вглядевшись в карту, он добавил: — Кстати, ты спрашивал, где самолет грохнулся? Смотри, вот это место. Отметишь?

— Ага, — лейтенант поставил на бумаге очередную непонятную пометку и собрался убрать карту.

— Погоди, дай место запомню.

— А тебе зачем? — быстро взглянул на него разведчик.

— Да ребят своих я там похоронил. Если выживу, вернусь после войны, найду. Чтобы все по-людски было.

— Понятно… — Иван смущенно отвел глаза. — Я вот тоже уж скольких мужиков потерял, а где их могилки, и не знаю. Особенно тех, кто в прикрытии оставался, пока остальные через фронт уходили. Может, так и лежат, кто в лесу, кто в болоте…

— Давно воюешь, Вань?

— Прилично уже, почти полтора года, — с гордостью ответил тот. — А что?

— А я с июля сорок первого. Если еще и до лета доживу, полных три года будет. Всякого насмотрелся. И погибших своих тоже не всегда похоронить мог. Да и что там хоронить, если танк сгорел или укладка рванула, не пепел же? Вот такие дела…

— Ого! — лейтенант округлил глаза. — Ниче ж себе! А еще говорят, ваша братия больше пары-тройки боев не живет.

— Правду говорят, — серьезно кивнул Захаров. — Но мне пока везет. Да и от выучки экипажа многое зависит, и от машины. Хотя, ежели начистоту, я больше полугода в госпитале отдыхал. Короче, все, хватит базарить. Что решаем?

— Так решили же, пока светло, выходим к той бывшей деревушке, что я показывал. Там ждем темноты и двигаем через фронт. Да, собственно, мы в самом лучшем случае к дороге только к сумеркам выйдем, так что и задерживаться не придется. Передохнем с полчаса, и рванем.