— По нашу душу?

— А вот в этом сомневаюсь. Похоже, у них свой интерес, с нами аж нияк не связанный. Да и немцы какие-то странные, форма у них какая-то незнакомая.

Дмитрий удивленно взглянул на механика:

— Какая еще незнакомая?

— А я знаю? Не видал ни разу. Балахоны такие, ну, типа комбезов, только в разноцветных пятнышках все. Вроде, как камуфляж у наших разведчиков, только рисунок другой и цветов больше. Чехлы на касках тоже с пятнами, и автоматы у всех. Двое пулемет тянут. Разведка, что ль?

— Петлицы видел? — Захаров наконец понял, о чем речь. И это понимание ему не сильно понравилось.

— Чего?

— Ну, из-под комбезов этих могли петлицы виднеться. С таким рисунком, — он начертил подобранным с земли прутиком две параллельные молнии.

Несколько секунд Балакин старательно морщил лоб, затем мрачно буркнул:

— Ты эсэсовцев имеешь в виду, что ли? Ты об этом, командир?

— Типа того. Если я тебя правильно понял, это разведгруппа. Так были молнии или нет?

— Да были, — мехвод помрачнел еще больше, отчего-то отведя взгляд. — У одного заметил. А на втором отвороте еще какие-то значки, не рассмотрел толком. Вроде тех, что у нас до погон были.

— Твою мать… Как бы не вляпались мы. Или они стороной прошли? — Дмитрий взглянул за спину Николая, удивленно сморгнул, пытаясь осмыслить увиденное, и едва слышно протянул: — Балакин, ты чего, совсем ох… л?!

— А я чего? Я ж не знал, шо это те самые скаженные эсэсовцы были. Ну, сразу не понял, в смысле. Один отстал, я за ним. На него еще командир ихний поорал чего-то, я не понял. Потом он, сука, рюкзак скинул и начал комбез подгонять, ну и я не сдержался. Уж больно позиция была удобная. Зашел сзади, в нож взял… ну, и вот…

К ногам Захарова плюхнулся МП-40, два подсумка с магазинами и ранец. Предугадав вопрос, мехвод смущенно пояснил:

— В сидоре — гранаты, жрачка кой-какая и фляга. И подарок тебе, бинокль, — механик и на самом деле протянул ему цейссовский бинокль. — А фрица я заныкал, сразу не найдут. Еще хынжал с него снял, не моя финочка, конечно, но сталь вроде ничего, — Николай продемонстрировал эсэсовский кинжал в ножнах. — Так себе перышко.

— Знаешь, Коля…

— Ой, командир, не гони волну… Ну, знаю, знаю, не прав был. Сильно не прав, виноват. Но он, шваль, сам подставился. Я и не сдержался, прости, не смог… я ж тебе рассказывал, у меня всю семью не мамалыжники, а такие, как этот, убили. Ну, после того, как город сдали, а мы в Крым ушли. Да и потом на их художества насмотрелся по самое не хочу. Как молнии под курткой увидал, аж глаза кровью залило… в себя пришел, а фриц уже дохлый, и горло перерезано. Прости, лейтенант…

— Уходить нужно. Прямо сейчас. Спасибо тебе, Коля-Николай, но теперь поздно ветошью прикидываться, как планировали. Ноги б унести, желательно подальше. Труп где?

— Вона там, метров сто. А шо? — на язвительную фразу командира Балакин никак не прореагировал. И правильно сделал: Захаров уже почти был готов сорваться.