– Кирилл, мне сын все уши прожужжал о вас и тоже хочет пойти служить в армию, да не просто, а окончить военное училище, чтобы стать офицером, – неожиданно перевела разговор в другое русло Света, жена Эдика. Минуту назад мы рассуждали о переходе школы на двенадцатибалльную систему, и тут бац, и про армию. – Может, вы поговорите с ним, чтобы он передумал?

– Зачем? Если хочет, то пусть идет в военное училище, хотя я бы ему посоветовал все-таки отслужить «срочку», а уже потом, если запал не пройдет, уже поступать в училище, тем более что служба в армии дает неплохие преференции при поступлении.

– Как?! – совершенно искреннее удивилась женщина. – Вы что, серьезно? Вас армия изуродовала и сделала инвалидом, а вы говорите, пусть идет служить!

Я мельком глянул на Эдика, тот втянул голову в плечи и слишком старательно ковырял вилкой в тесте слоеного пирога. Ясно, Эдуард мне не помощник в этой битве. Подкаблучник!

– Светлана, давайте по порядку, – налив ей коньяк в рюмку, начал я. – Во-первых, ног я лишился не из-за службы в армии, а потому, что два маленьких осколка от минометной мины перебили кости. Я пролежал несколько дней без медицинской помощи, поэтому и пришлось ноги отрезать. Нет, конечно, косвенно, если бы не служба в армии, то, скорее всего, я бы ходил на двух ногах, – видя, что Света хочет мне возразить, опередил её я. – Но скажу одно, если вернуть время назад, то я бы все равно после «срочки» пошел бы на контракт.

– Да как так? Кирилл, ты мазохист?

– Нет, отнюдь. Просто, следуя твоей логике, не надо сдавать на водительские права. Зачем? Можно ведь попасть в ДТП и стать инвалидом.

– Кирилл! – строгим учительским тоном одернула меня Светлана. – Не утрируйте. Машины машинами, а армия армией, – видимо, жена Эдика решила меня добить универсальным женским аргументом. – Ты не мать и не поймешь, каково это – отправлять своего сына в армию!

– Так не отправляйте, если не хотите. Там с каждым годом отбор все серьезней и строже. В мое время было шесть степеней годности, сейчас только четыре. Как только начинается призыв, так сразу же пачками сажают военкомов за взятки, которые дают родители, чтобы их чада попали в армию, – резонно заявил я. – А уж про военные училища я вообще молчу, там такой конкурс на одно место, что МГИМО и МГУ давно нервно курят в стороне.

– И не говорите, – всплеснула руками учительница, – мне, как работнику образования, совершенно непонятно это противоречие, как можно сравнивать МГУ и, к примеру, какое-нибудь военное училище, или как они там сейчас называются, военные институты? Это же небо и земля! Для армии что главное? Стрелять, рыть окопы и бегать в противогазе!

– Языки еще надо знать, – проблеял со своего места Эдик, но тут же потух под испепеляющим взглядом своей благоверной.

– Рыть окопы и стрелять, – повторил я слова Светы. – Смешно. Сейчас я расскажу одну историю. Дело было в двадцать втором году. Зимой, – уточнил я. – Помните, тогда возникла напряженность в Калининградской области. Наши западные «друзья» захотели отжать Кенигсберг и его окрестности обратно себе.

– Я помню! Помню! – воскликнула Рада и, как прилежная ученица, подняла руку, радостно улыбаясь. – Наши тогда блокировали несколько натовских баз и тем самым вынудили западных партнеров отказаться от своих планов.

– Точно! – подбодрил я девушку. – Так вот, я тогда служил в одном подразделении, которое принимало непосредственное участие в этих событиях. Нас тогда десантировали с кораблей в Балтийском море, но поскольку там было время штормов, наш МДК немного промазал, и пришлось высаживаться не там, где планировало командование. Изначально наши две роты, при поддержке четырех бэтээров, должны были блокировать небольшой польский порт, где стоял навигационный пост НАТО. В общем, оказавшись не там, где надо, командование решило перенаправить на другой объект – военную базу НАТО севернее Гданьска. Захватили несколько фур, погрузились в них и через пару часов были под воротами базы. И что вы думаете? Мы таки её блокировали. Внутри периметра было около тысячи солдат НАТО, а снаружи двести русских, и ничего, справились. Без единого выстрела держали ворота базы запертыми в течение шести дней.

– Как?! – удивился Эдик.

– Военная хитрость и знание иностранных языков, – хитро прищурившись, пояснил я. – Во второй роте у нас служили два брата адыгейца, не знаю, за каким лешим они в армии остались после «срочки», им бы в иняз поступить, полиглоты страшные, знали немецкий, французский, английский и, кажется, еще турецкий язык. И не просто знали, типа «иф ю вонт туби окей, фак ю вумэн эври дей». Нет, нормально так болтали, с произношением, даже какие-то там стихи наизусть знали. Короче, загоняли бедных натовцев в радиоэфире, у них там, видать, совсем кукушка набок съехала от непонимания того, кто все-таки их блокирует. Снаружи вроде российские морпехи, а в эфире сплошной мрак из переговоров на разных европейских языках. А когда братья начинали трещать на своей родной мове, так в стане врага, наверное, не один радист застрелился.

– А ноги где ты потерял? – после недолгого молчания спросила Светлана.

– Это уже другая история. Позже, через год, и намного южнее. Но не будем о грустном, давайте еще выпьем, – нарочито весело произнес я, разливая спиртное по бокалам.

– Кстати о пользе армии, – неожиданно подала голос Рада. – Мой брат в армии прошел бесплатные курсы и получил права на управление гусеничными и колесными вездеходами, теперь на Севере работает, вполне прилично зарабатывает.

– Вот видишь! – вздернув указательный палец и утвердительно икнув, заявил Эдуард.