Галл закурил в темноте, выдохнул дым в небо, усыпанное звездами… Паршивая музыка в грязной ковбойской забегаловке, дешевая текила, дружеское общение с единомышленниками и неотразимая женщина, завладевшая его мыслями и чувствами. Чего еще желать?

Он вспомнил дом и работу, поглощавшую большую часть его времени между пожарными сезонами. Он ничего не имел против своей зимней работы. Он даже получал от нее удовольствие. Однако если он что и понял за последние годы, так это то, что он не может обойтись без летнего напряжения борьбы с пожарами и, да, неизбежного риска. Он гордился своими достижениями, чувствовал, что и в Мизуле не подкачает. Может быть, именно поэтому холодный весенний вечер в непролазной глуши казался ему воплощением мечты.

Прогуливаясь и наслаждаясь сигарой, Галл представлял себе, как схлестнется с Роуан во втором туре текилового марафона. Только на следующий марафон — если ему суждено состояться — он непременно достанет бутылку «Патрон Сильвер», и тогда, по меньшей мере, ему не придется тревожиться за свой желудок.

Обогнув здание, Галл сначала услышал хрюканье, затем безобразное хлюпанье кулака, вонзающегося в беззащитную плоть, и ускорил шаг, ориентируясь по звукам, вглядываясь в темные закоулки парковки.

Двое из тех, с кем расправилась Роуан в баре, держали Доби, а третий — здоровенный — дубасил его.

— Черт, — пробормотал Галл, отбросив сигару, и метнулся вперед. От ярости ему заложило уши, но он расслышал предупреждающий крик одного из нападавших. Верзила повернул к Галлу пылающее злобой лицо. Галл сжал кулак и размахнулся. Не размышляя. Просто положившись на инстинкт.

Парочка выпустила Доби — тот рухнул на землю — и бросилась на непрошеного защитника. Галл попытался подавить гнев и стал наносить удары более расчетливо: припечатал кулак к физиономии одного из нападавших, локоть — в незащищенное горло другого, двинул ногой по мягкому животу третьего. Хруст костей, присвист судорожного дыхания, запах чужой крови и вкус собственной…

Краем глаза он увидел, как Доби, покачиваясь, поднялся на ноги, подковылял к стоящему на коленях и содрогающемуся в рвотных позывах парню и изо всех оставшихся сил врезал ему сапогом в ребра.

Один из ублюдков попытался сбежать. Галл поймал его и швырнул так, что тот проехался мордой по гравию. Он не помнил, как сшиб на землю и оседлал здоровяка, но оттащить его смогли только трое крепких пожарных-парашютистов.

— Хватит с него. Он в отключке, — прорвался сквозь заложенные от бешенства уши голос Маленького Медведя. — Галл, остынь.

— Ладно, ладно. — Галл вскинул руку, мол, понял. Его отпустили, и он оглянулся на Доби.

Друг сидел на земле в окружении пожарных и нескольких женщин из местных. Его лицо и рубашка были залиты кровью, правый глаз заплыл и не открывался.

— Я поквитался за тебя, приятель, — крикнул Галл и только сейчас увидел темное пятно на правой штанине Доби. — Господи! Они пырнули тебя ножом?

Галл еще бежал к Доби, когда тот двумя пальцами вытащил из кармана разбитую бутылку соуса.

— Не-а. Разбил, когда падал. Пара порезов и потеря хорошего табаско.

Маленький Медведь согнулся в три погибели, чтобы получше разглядеть потери.

— Ты носишь табаско в кармане?

— А где еще его носить?

Качая головой, Галл присел рядом с Доби и откинулся на пятки.

— Он вываливает табаско на что угодно.