– Он сказал, с северной стороны, поросшей мхом, – произнес Валерик, обходя дуб. – Значит, вот здесь!

Сопровождавшие их люди Солдатова принялись копать. Валерик обнял Ларису и нежно поцеловал в висок.

– И все же ты уверена, что тебе надо это видеть? – прошептал он. – Ты можешь подождать в машине…

Лариса ответила, наблюдая за тем, как яма становится все глубже:

– Мне нужна правда. Я не хочу терзаться сомнениями. И жить прошлым…

Один из людей Солдатова подал голос, и Валерик первым приблизился к краю ямы. А затем обратил к Ларисе напряженное, бледное лицо.

– Все же, думаю, для беременной это не лучшее зрелище. Мы сделаем фото, и ты сможешь…

Лариса подошла к нему и взглянула на дно ямы. Она увидела то, что осталось от ее Тимыча, – опутанный корешками растений скелет, ступни которого были заключены в прогнившие, но все еще узнаваемые яркие кроссовки.

Те самые, которые они купили ему за пару недель до исчезновения.

– Я хочу остаться с ним наедине, – произнесла Лариса и посмотрела на Валерика.

Он помог ей спуститься в яму, а затем, как и люди Солдатова, удалился к шоссе. Лариса опустилась на колени перед скелетом сына. Она нежно дотронулась кончиками пальцев до белого черепа, а затем нагнулась и поцеловала его.

– Тимыч, мой мальчик… Как же я люблю тебя… И как же мне тебя не хватает…

И снова дотронулась до черепа, а потом зажмурилась – и вспомнила, как первый раз держала в руках в роддоме этот розовый сопящий комочек.

Тот самый, чьи останки сейчас лежали на дне ямы.

Валерик испуганно дернулся, завидев приближавшуюся к нему Ларису. Ее лицо было такое… одухотворенное. И строгое. И… и какое-то неземное. Прямо как у мадонны на картине старинного мастера.

Он думал, что она будет прощаться с сыном долго. А прошло не более десяти минут.

– Думаю, нам здесь больше делать нечего, – сказала она. – Вызывайте полицию.