Ладно, говорю — пошли со мной. Отдаю им три банки.
Они говорят: «Ты хороший человек, мы тебя знаем, ты — Джеронимо. Мы тебя уважаем, поэтому тебя по дороге никто тревожить не будет».
Я говорю: «А кто меня может тревожить?»
«Да наши блокпосты».
Унитовские! Я думаю: «Ни хрена себе! Ну и приключения! Вот попал, как кур в ощип!»
Это уж потом я узнал, что, оказывается, небольшие унитовские отряды «лазили» по всей территории (возле Куито-Куанавале), в зоне ответственности ФАПЛА, подходили к фапловским блокпостам, встречались с ними, брали пищу, а то и сами им давали. А что делать, кушать-то хочется, жизнь есть жизнь!
К тому же по обеим сторонам окопов было немало родственников, что ж они друг друга «мочить» будут? Как мне рассказывали замполиты (и ангольские, и наши), нередка была ситуация, когда в ангольской семье один сын служил в УНИТА, а другой в ФАПЛА… прямо как у нас в гражданскую войну, только вот они не так обострённо это воспринимали. Мол, что поделать, так получилось.
— Бронезащита — что такое?
— Нам каждому выдавались бронежилеты, и предписывалось их сохранять. Не им нас охранять, а нам их сохранять. Почему? Потому что за утерю каждого бронежилета полагалась выплата 250 долларов. Хотя по большому счету — кому они были нужны, и если уж тебя ухлопают — например, осколком в голову, зачем тебе бронежилет.
Поэтому, каждый, кто был на операции, хотя конечно и надевал бронежилет, как положено, застёгивался, но мало верил в его пользу. И наши советники 47-й бригады при отступлении тащили с собой бронежилеты, чтобы потом не платить 250 долларов. Наши ребята за свои жизни хоронились, да ещё тащили бронежилеты. Нормально, да?
— Бывало такое, что у людей на войне «крыша съезжала»?
— Всякое бывало, чего греха таить.
Мы, например, были молодые переводчики, неженатые, иногда «маялись дурью».
На той стороне реки Куито стояла 25-я бригада в обороне, и время от времени оттуда приезжали наши офицеры — помыться, побриться, постирать одежду, и всё такое. Потом их переправляли обратно. А у нас был «бзик». На речку съездить, к переправе, да ещё ночью, да потом от обстрела «убежать». Мы туда ездили «повыёживаться» (из переводчиков, в основном, Слава Барабуля, Саша Сергеев и я), как теперь говорят, адреналин поднять. Почему — потому что знали, что на той стороне сидит корректировщик юаровский, который тут же координаты дает, и начинается обстрел. А наша задача была — вовремя смыться. Дурь, конечно, по молодости была.
И вот как-то ко мне приходит Саша Сергеев (переводчик) — ну что, поедешь на мост, надо наших мужиков обратно на ту сторону переправить. Я говорю — сейчас, Сань, подожди, возьму автомат. Захожу в землянку, и что-то мне говорит: «Не езди!». Какое то внутреннее чувство. Ну, я так постоял, подумал. Думаю — Бог его знает, что-то не то. Выхожу, подхожу к Сашке. Он уже ругается — сколько тебя ждать можно — поехали. Я говорю — Сань, я не поеду.
— Почему, Игорь? И смотрит на меня очень внимательно.