Джори не знала ответов на эти вопросы… или, может быть, знала, но боялась задуматься?

Не зная, куда себя девать, она зашла в кухню. Ее взгляд случайно упал на стеклянные контейнеры с крупами, выстроившиеся в ряд вдоль стены на кухонной стойке с виниловым покрытием. На контейнерах были наклейки с надписями: «Мука», «Сахар», «Соль»…

Память Джори вдруг словно озарила вспышка. Она вспомнила, что точно такие же контейнеры были на кухне в доме ее деда. Она никогда не видела, чтобы их содержимым пользовался кто-то, кроме Эдвины, экономки. Но однажды ночью – это было в то последнее лето – Джори проснулась оттого, что захотела пить, и спустилась на кухню за стаканом воды. В коридоре она испуганно остановилась, заметив, что на кухне горит свет, и почувствовав едва ощутимый запах газа, означавший, что кто-то включил большую старомодную духовку.

– Папа Мэй? – изумленно спросила Джори, обнаружив на кухне деда, который в повязанном поверх пижамы фартуке склонился над столом и сосредоточенно смешивал что-то в миске. – Что ты делаешь?

– Пеку голубичные кексы, – серьезно ответил тот. – По старому маминому рецепту. У Эдвины они никогда не получаются такими, как нужно. Заруби себе на носу, Грызун, если хочешь, чтобы дело было сделано как следует, не бойся сделать его сам.

– Я даже и не знала, что ты умеешь готовить.

– Я много чего умею такого, что человеку в моем положении никогда не придется делать, если только он сам не захочет. Раз уж ты тут, не стой без дела, лучше помоги мне перебрать ягоды.

Джори до сих пор помнила вкус тех горячих, с пылу с жару кексов. Они получились рассыпчатые, кисло-сладкие. До восхода солнца они с Папой Мэем съели на двоих с полдюжины кексов с маслом, а на рассвете – предварительно убрав все следы своей ночной деятельности, чтобы бабушка не догадалась, – как ни в чем не бывало вернулись в свои кровати досыпать.

То был первый и последний случай, когда Джори пекла кексы – да и вообще что-нибудь пекла. Однако если захотела бы, она смогла бы что-нибудь испечь. Всего-то и премудрости, что следовать рецепту.

На полке над раковиной выстроились в ряд кулинарные книги. Далеко не новые, с потертыми переплетами, книги эти, по-видимому, достались Гретхен от матери. Джори подошла ближе и достала одну наугад. С картинок на чуть обветшавших страницах смотрели аппетитные кушанья: пирожные, печенье, кексы.

Джори вдруг почувствовала острый голод, не имевший никакого отношения к пище. Она вспомнила тихие предрассветные часы с Папой Мэем на кухне, где витал аппетитный запах кексов, и больше всего на свете захотела вернуться в то счастливое беззаботное время, которое кончилось, когда ее мир разлетелся вдребезги.

Да, вернуться в прошлое невозможно, как бы Джори ни тосковала по тому, чего лишилась. Но она не просто грустила по Папе Мэю, старому дому, детству, которое кончилось тем летом. Здесь было нечто большее. Ей не хватало чувства дома, принадлежности к определенному месту в жизни, ощущения уверенности и безопасности, внутреннего умиротворения.

Только что, вспомнив, как они пекли кексы с Папой Мэем, Джори на миг ощутила, как душу согрели чудом сохранившиеся отблески той давно утраченной теплоты. Кто знает, какие еще воспоминания запрятаны в глубинах ее сознания?

Джори закрыла поваренную книгу и поставила на место, потом посмотрела в окно. Снег все еще шел, но ветер утих. Белая мгла рассеялась, медленно падали хлопья. Земля, деревья, планки забора на заднем дворе – все было покрыто белоснежным покровом. Внезапно Джори померещилось, что стены старого дома сдвинулись и давят на нее, стало тесно и душно, непреодолимо захотелось оказаться снаружи, посреди этого белоснежного пейзажа, и вдохнуть полной грудью морозный воздух.

Джори подумала, что можно позвать на прогулку Гретхен, но сразу же отказалась от этой мысли, поняв, что хочет побыть одна. Ей нужна была не просто прогулка, ей нужно было побыть наедине со своими мыслями. Она решила не бродить пешком, а отправиться на машине. Поехать к тому единственному месту, которое способно оживить у нее новые воспоминания о далеких счастливых днях.

Джори взбежала по лестнице, схватила пальто и ключи от машины, потом так же быстро спустилась и выскочила из дома, будто боялась передумать, если остановится.

Пар от дыхания был таким же белым, как хлопья, медленно падавшие со всех сторон. Сойер обо что-то споткнулся и увидел, что это упавшее дерево, занесенное снегом.

Он целеустремленно прокладывал себе путь между голыми деревьями. В тишине погруженного в зимнюю спячку леса отчетливо слышался хруст снега под его ногами. Сойер был в пути уже больше часа и преодолел больше мили по глубоким сугробам. Он двигался в сторону границы владений, туда, где лесистая равнина постепенно переходила в предгорья Адирондак.

Несмотря на перчатки, пальцы онемели, ноги в теплых ботинках замерзли, и Сойер понял, что пора поворачивать обратно. Но возвращаться ему не хотелось: он не знал, что обнаружит, когда вернется.

Сойер чувствовал что-то неладное. Этой ночью где-то с кем-то произошло нечто ужасное. И Сойер страдал от мысли, что этот «кто-то» может быть Джори.