Все так же безмолвно корчилась в кресле женская фигура. Так же бесстрастно затягивала широкие стекла окна черным бархатом венецианская ночь. И вещи спальни находились на своих местах. Журнальный столик, свеча, небрежно брошенный путеводитель. Коробка спичек. Ничего необычного. Ничего сверхъестественного.
Но к предметам интерьера комнаты добавился еще один. Невыразимо ужасный.
В желтом пламени свечи Агнесса ясно видела голову, висевшую над ней. Не в силах пошевелиться, она разглядывала ее с каким-то мучительным, почти болезненным любопытством.
Плоть головы усохла. Кожа, сморщенная и вялая, была темного цвета, как у египетских мумий. Блеклые остатки бакенбард, покрывавших впадины щек, и нитка усов над верхней губой позволяли предположить, что когда-то голова принадлежала мужчине. Но смерть и время сделали свое дело. Темные веки были опущены. Волосы черепа свалялись, и в них местами проглядывали проплешины, словно от ожогов. Посиневшие губы обнажали двойной ряд зубов в жуткой усмешке.
Висевшая неподвижно голова вдруг вздрогнула и стала медленно опускаться. В комнате распространился отвратительный двойной запах, вызвавший некогда дурноту у Фрэнсиса Вествика.
Ниже, ниже подвигалось кошмарное видение, пока не замерло в некоей точке. Ужасное лицо остановилось над запрокинутым лицом графини.
Наступила пауза. Затем легкое движение нарушило суровое спокойствие маски мертвеца. Темные веки медленно раскрылись. Обнаружились глаза, лоснившиеся тусклым мраком смерти, — они устремили свой страшный взор на женщину в кресле.
Агнесса видела этот взор, видела, как женщина медленно поднялась навстречу ему, словно повинуясь грозному приказу… Тут сознание девушки помутилось, и все исчезло.
Следующими впечатлениями Агнессы были — яркий солнечный свет, врывавшийся в распахнутое окно, дружелюбный взгляд леди Монтберри и детские изумленные личики в дверном проеме.
Глава XXIII
— …Ты имеешь влияние на Агнессу, Генри. Постарайся воззвать к ее благоразумию. Не из чего поднимать такой шум. Горничная моей жены постучалась к ней в дверь рано утром с чашкой чаю. Не получив ответа, она толкнулась с черного хода, нашла его незапертым и обнаружила Агнессу на постели в глубоком обмороке. С помощью жены девушку привели в чувство, она и рассказала эту нелепую историю, которую я сейчас повторил тебе. Друг мой, ты должен понимать, что бедняжка утомлена длительным путешествием, нервы ее расстроены, и во сне ей могло привидеться черт-те что. Однако она упорствует в своем безумии. Не думай, что я был с ней строг! Все, что только можно сделать ей в угождение, я сделал. Я написал к графине, именуя ее, конечно, подложным именем, с просьбой вновь разменяться комнатами. Подлая баба естественно ответила решительным отказом. Нужно замять скандал, Генри! Подумай, что станут говорить о нас в обществе, если выплывет наружу эта история с дурно пахнущими призраками?! В гостинице никто не должен ничего знать! И так уж о нас ходит достаточно сплетен. В этой ситуации нам нельзя ни съехать, ни отказаться от комнаты. Я сам переночую в ней оставшиеся две ночи, оставив мисс Локвуд попечению супруги. И это все, наконец, что я могу сделать! Я уговаривал Агнессу, я рассказал ей о вздорной встрече Фрэнсиса с нашей, чертом нам посланной, свояченицей! Она отказывается что-либо понимать! Я исчерпался! Я в полном отчаянии! Ступай к ней, Генри! Ступай — и постарайся ее успокоить!..
Такими словами его сиятельство заключил тираду и шумно вздохнул.
Генри нашел Агнессу в гостиной. Девушка была явно взволнована. Глаза ее лихорадочно блестели.
— Если вы пришли сюда по наущению вашего брата, — воскликнула она, вместо приветствия, — избавьте себя от труда! Я не нуждаюсь в благоразумных увещеваниях. Я нуждаюсь в помощи друга, который верил бы мне.
— Я ваш друг, Агнесса, — спокойно ответил Генри. — И вы это знаете.
— Вы верите, что ночное происшествие не было бредом моего больного рассудка?
— Я знаю, Агнесса, что вы не обманываетесь на этот счет, по крайней мере, в одном отношении.
— В каком?
— В отношении присутствия у вашей постели графини.
Девушка прервала его.