Конечно, ждать спасения бессмысленно и лучшее, что может случиться в ее ситуации, это быстрая и мгновенная смерть, как ни страшно это звучит. Но это был единственный выход, который она видела для себя. Никто не знает и даже не догадывается, что с ней и где она. Никто не видел, как она выходила из отеля, и в лучшем случае ее хватятся утром, когда она не появится к завтраку. Только вот до завтрака, она не доживет. Лоб покрыла холодная испарина, но она заставляла себя думать дальше.

Как-то Александр Яковлевич говорил, что нет ничего лучше, чем действовать в момент смертельной опасности, потому что покорное ожидание неизбежного конца высвобождает в человеке мощные инстинкты, которые не каждый способен обуздать. Хватит ли у нее духа, чтобы разозлить своих истязателей настолько, чтобы те в порыве гнева сразу же убили ее, не мучая. Нутро ее дрожало от животного ужаса истеричной мелкой дрожью. Плохо. Так у нее никогда не хватит решимости приступить к задуманному, но может все обойдется, если она будет сидеть тихонько, не привлекая к себе внимания. Вдруг они позабудут о ней. Может ее удерживают как заложницу ,чтобы потребовать за нее выкуп? Может ее просто пугают, а когда она поклянется молчать, отпустят?

Катя попыталась поднять голову. Ой, мамочка! Боль резанула по затылку и плечам. Она застонала и, разлепив глаза, оглядела бамбуковую хижину с низким потолком, циновками на полу, разбросанную повсюду бумагу и банки из-под пива. Кроме стола, табурета и ящиков, стоящих вокруг него, в этой душной конуре, не было больше ничего. Двое тайцев, склонившись над грубо сколоченной столешницей, втягивали носом через полые соломины, рассыпанный по ее поверхности, поблескивающий, в свете керосиновой лампы, белый снежный, порошок. Между этими кокаиновыми дорожками и липкими лужицами копошились какие-то насекомые. Третий таец курил скрученный из обрывка газеты "косяк".

Эта троица худосочных мужчин не производила устрашающего впечатления. Гораздо больше в этот момент Катю донимало какое-то насекомое, ползающее по щеке, вызывая нестерпимый зуд. Над керосиновой лампой вился рой мошкары, свободно залетающей в единственное, не застекленное окно и хотя соломенная циновка на нем была подвернута, в хижине стоял неистребимый запах кислятины.

Тайцы, подняв головы, рассматривали ее лихорадочно блестевшими глазами и их выражение, чуть не лишило Катю присутствия духа. Но ведь известно, что вывести наркомана из себя как нечего делать, только бы кто-нибудь из них, понимал английский. Чтобы отвлечься от них, она перевела взгляд на дверь, хлипкую и перекошенную, возле которой в углу стоял, прислоненный к стене, автомат. Еще один висел у окна под выдранным из журнала снимком обнаженной красотки, стоящей на коленях в пенных волнах вечернего прибоя. Под ним валялся, брошенный на пол, комковатый выцветший тюфяк.

Поднявшийся крик, отвлек Катю от дальнейшего осмотра этого гадюшника. Спорили два молодых тайца, видимо призывая третьего, старшего, рассудить их. До того, он, не вмешиваясь, курил себе свой "косяк", но когда дело дошло до потасовки, стукнул кулаком по столу, крикливо выдав длинную тираду, которую выслушали в почтительном молчании, и показал на одного из спорщиков. Тот вскочил, не обращая внимания на бурные протесты отвергнутого и жадно глядя на пленницу, подошел к ней вплотную.

-Уф-ф... - Катя отвернулась, чтобы хоть как-то спастись от тяжелого запаха, давно не мытого, тела и затхлой одежды, за что получила полновесную пощечину.

Подобная реакция была понятна, если учесть, что у парня явно не все в порядке с психикой, стоило только посмотреть на судорожную мимику его костлявого лица. Из-за худобы его возраст не поддавался определению. Его кожа была изрыта следами оспы, а короткая верхняя губа оказалась вздернутой настолько, что открывала выдававшиеся вперед зубы. С такой "голливудской улыбкой" этот красавчик не смог бы обольстить и каракатицу. Не прибавлял ему шарма короткий приплюснутый нос, низкий лоб и нездоровый румянец на впалых щеках, а взгляд тусклых глаз, принадлежал человеку, который не помнит, что делал минутой раньше. Оскорбленный откровенным отвращением которое вызывал у пленницы, он начал отвешивать ей яростные оплеухи. И вскоре от таких знаков внимания у Кати уже вовсю горели щеки.

-- Что поделаешь, если ты не в моем вкусе, - преодолевая головокружение от частых пощечин, пробормотала она, когда ее выдохшийся "избранник", соизволил остановиться.

Красавчик оглядел ее с таким удивлением, будто с ним заговорил, по меньшей мере, драный тюфяк. Сидящие за столом тайцы разом загалдели, кивая на пленницу и показывая на нее пальцами. А вдруг это готовность к диалогу? И Катя решила подкинуть им новую информацию.

-- ФБР, ЦРУ, КГБ, Интерпол! - как заклинание перечисляла она грозные аббревиатуры силовых структур, заставлявших преступников, если не трепетать от страха, то хотя бы задуматься о последствиях, связанных с ними.

Но тайцы не обращая ни на нее, ни на пугающую информацию должного внимания, видимо так ничего и не поняв из того, что наговорила им пленница, выжидающе смотрели на Красавчика. А тот затравленно оглянувшись на них, схватил Катю за плечо, и как следует, тряхнул. Потом его рука переместилась с плеча на ее шею и большим пальцем, он больно, пережал ей дыхательное горло. Вид задыхающейся девушки привел его в восторг, и пока она приходила в себя жадно глотая воздух, он больно сжал ее грудь, чувствительно вывернув сосок, тяжело дыша от возбуждения. Эта боль пока была вполне терпима, и мужчины ожидали от нее слез, истерики, мольбы, проклятий и воплей. Но раздавшийся пронзительный визг, заставил их сжаться, а Красавчик, от неожиданности, завизжал не хуже Кати и, с перепуга, ударил ее кулаком в лицо. Но не удар Красавчика заставил Катю умолкнуть, а шум подъезжающей машины.

В окно уперся свет фар. Урча мотором, машина остановилась у хижины. Фары погасли. Захлопали дверцы. Послышались приближающиеся голоса. Крыльцо заскрипело под тяжелыми шагами и в хижину, чуть не сорвав с петель болтающуюся дверь, ввалились двое мужчин. Им навстречу из-за стола поднялся "отвергнутый" таец и, сложив ладони, поприветствовал вошедших, радуясь их изумлению при виде прикрученной к креслу пленницы.

Тот, что предпочитал самокрутку полой соломине, не вставая со своего места, принялся лениво объяснять вновь прибывшими, происходящее здесь, показывая то на Красавчика, то на Катю. Вошедшие заухмылялись, быстро устроились за столом, предвкушая развлечение и схватив соломины, тут же снюхали оставшиеся кокаиновые дорожки. Красавчик улыбался им с жалким подобострастием и, похоже, был не очень-то рад нежданным зрителям.

Кате же показалось важным то, что пришедшие были вооружены. Один из них, положил автомат на колени, другой прислонил свое оружие к ящику на который сел. Вот если она вцепится Красавчику в горло, то кто-нибудь из них, обязательно дрогнет и пристрелит ее, чтобы спасти его. Необходимо, чтобы ее развязали, а чтобы ее развязали надо вернуть Красавчику уверенность в себе, поэтому Катя затравленно вздрогнула и отшатнулась, когда тот опять замахнулся на нее.

Всем своим видом она показывала, что сломлена и напугана, что было недалеко от истины, и весь вид подтверждал ее плачевное состояние: щека распухла, глаз набряк, из разбитой губы сочилась кровь, подбородок дрожал от едва сдерживаемого рыдания.

-- Ну же развяжи меня, или ты только руками махать и умеешь, - шептала она в отчаянии.

Вдруг Красавчик, с разгорающейся сумасшедшинкой в глазах, принялся отвешивать ей пощечины, старательно взвинчивая себя, а когда остановился, Катя почти теряла сознание от боли, тошноты и головокружения.

-- И это все, что ты можешь? - с коротким смешком, едва отдышавшись, прохрипела она, перейдя на английский.

Кажется, ее поняли, потому что от стола Красавчику бросили насмешливую реплику, после которой поднялся дружный хохот. Он взбесился. С перекошенным лицом, сцепив руки в замок, Красавчик примерился для удара, целясь Кате в живот. Однако вымести на пленнице свою ярость ему не удалось. Его окликнули и он покорно, словно послушная собачонка, отошел от своей жертвы, сверля ее ненавидящим взглядом.