— Тебе попробуй не дай в крюк, потом весь мозг съешь, ха-ха! — Засмеялся Стэн Микита.
— Если бы я питался вашими мозгами, то с голоду бы помер на третий день. — Отмахнулся от друга и партнёра по команде, а в комнате пресс-центра опять раздался весёлый смех.
— Можем надеяться, что в этом сезоне рекорд результативности, установленный Филом Эспозито, будет побит? — Спросил Коннорс, когда народ немного поутих.
— А сколько было у Эспозито? — Обратился я к Миките и тренеру Рэю.
— Такие вещи надо знать, сынок, наизусть, — заворчал менеджер Иваныч. — В позапрошлом сезоне Фил забросил 76 шайб и отдал 76 передач. Вечный рекорд — 152 очка.
«Аха, вечный, — хмыкнул я про себя. — Вот Уэйн Гретцки четыре раза за сезон в 80-е годы наберёт больше двухсот очков — вот это действительно на долгие годы».
— Давайте не будем спешить, — ответил я тележурналисту. — Пятьдесят шайб у меня уже есть, пятьдесят девять передач имеется, мой левый крайний Стас Микита выздоровел, правый фланг — Ваня Болдырев набрал отличную форму, и впереди нас ждёт ещё 28 игр регулярного чемпионата НХЛ. Лёд скользкий, шайба плоская, а счёт на табло, поэтому будущее покажет.
— Спасибо за хорошие вопросы! Конференция окончена! — Первым подскочил с места Томми Иваныч, и тут же заворчал себе под нос, что ему до чёртиков надоели эти чёртовы журналюги.
После так называемой «прессухи» мы со Стасом Микитой проехали на Линкольн-авену, в таверну Данна Финли, где после игры решили собраться наши одноклубники. Честно говоря, для меня трезвенника и злостного поборника спортивной дисциплины все эти посиделки под пиво и гамбургеры всегда ранили сердце. Однако с этими парнями, которых уже поздно перевоспитывать, мне ещё предстояло биться и за «Президентский Кубок», а так за важнейший «Кубок Стэнли», поэтому от некоторых подобных вечеринок я не отказывался, хотя и ограничивался на них кофе, соком и хорошим сочным куском мяса.
— Курить хочу, аж зубы сводит, — пожаловался мне Микита, когда мы ползли в его автомашине «Ford Torino» по переполненным вечерним улицам Чикаго. — А ты точно уверен, что у меня будет рак горла?
— И рак горла, и слабоумие после химиотерапии. — Кивнул я. — Повернуть же надо было, раззява! Кстати, и памятник тебе поставят около спортивной арены, нерукотворный.
— Ха-ха! — Заржал наш весёлый капитан команды. — И какой он будет?
— Да, как у всех. — Улыбнулся я. — Без коньков и клюшки…
— А с чем?
— С гитарой за спиной, ха-ха. На дорогу смотри! — Крикнул я, когда мы чуть-чуть не въехали в зад впередиидущей машины. — Если ты так будешь водить, то до рака горла просто не доживёшь.
— Извини, — пробурчал Микита. — Это ведь твоя русская шутка про гитару?
— Нет, это чехословацкий фольклор. Я при жизни был рослым и стройным, не боялся ни слова не пули и в обычные рамки не лез. Тормози уже! — Вскрикнул я, ведь мы опять чуть не поцеловали переднюю машину. — Я поведу! Нормальный памятник сделают в полный рост, и с клюшкой, и с коньками.
Стэн, прижавшись к обочине, ударил по тормозам, а затем спросил:
— Слухи ходят, что после этого сезона ты уходишь из команды. Это правда?
— Теперь уже наверняка, — кивнул я. — Гражданства советского меня не лишили. За сборную свою на «Кубке Мира» сыграл, теперь еженедельные отчёты для «Советского спорта» пишу про НХЛ. Я сейчас официально являюсь внештатным корреспондентом за рубежом, чтобы рабочий стаж не прервался, ха-ха!