После смены ворот в середине третьего периода, я предложил Мишину отыграть последнюю десятиминутку в две наши тройки нападения.

— А смысл? — Удивился Лёша.

— Кулагин выпускает тройку Анисина против нашего Свистухина, вот и пусть подёргается и понервничает, — подмигнул я. — А мы под шумок, может, и забьём что-нибудь.

— Хорошая мысль, — хохотнул капитан.

И когда часы на табло показывали пятьдесят седьмую минуту матча, я обратил внимание, что Борис Кулагин нервно чешет затылок. Ведь его молодые трут пятой точкой лавку, а ветераны еле-еле пыхтят в защите против мои «пионеров».

— Скворец, играем треугольник, — сказал я Скворцову, прикрыв рот рукой, когда ехал на вбрасывание в левый круг в зоне москвичей, из которой они уже минуту не могли выбраться.

«Крылышки» Васильев, Дмитриев и Чекалин просто обливались потом, потому что играли против моих быстрых ребят через смену. Я встал на точку напротив Игоря Дмитриева, шайба полетела вниз, резкий удар крюком и вот уже Астафьев перевёл её слева направо на Юру Фёдорова. Тот дал дальше на Ковина по правому борту. Я выехал в центр зоны атаки, поддал немного плечом опекающему меня Дмитриеву и тут же получил пас от Ковина. Резкий разворот, передача на разогнавшегося Скворцова, который за полсекунды залетел за ворота москвича Сидельникова, где быстро затормозив, запутал всю оборону «Крыльев». Они как сомнамбулы свалились направо и забыли про меня родимого. Пас точно в крюк, мой хлёсткий кистевой бросок, и Сидельников бессильно плюхнулся на лёд, потому что шайба весело заколыхалась в сетке его ворот.

— Да! — Заорал я, ведь и мои силы не беспредельны. — Молодчики, пионеры!

— Молодцы! Молодцы! — Загромыхал трибуны, как-никак нам удалось отыграться с четырёх ноль, а народ любит такие «чудеса на виражах».

Кулагин печально посмотрел на свою молодёжную тройку и выпустил их отыгрываться за две минуты до конца со словами: «Давайте мужики, не подкачайте!» И они бы не подкачали, но наш ветеран вратарь Коноваленко отстоял, как лучшие вратари мира уже из того моего прошлого будущего. И финальную сирену вся команда встречала уже на ногах, отсчитывая вслух последние секунды:

— Пять! Четыре! Три! Два! А-а-а!

Затем все игроки и я вместе с ними перемахнул через борт и заорал:

— Качай Сергеича!

— Молодцы! Молодцы! — Ухали трибуны, а мы подкидывали Коноваленко высоко вверх.

«В хоккее, сильный вратарь — это полкоманды», — убедился я, откровенно радуясь своему первому в жизни хоккейному кубку.

В раздевалке Свистухин откуда-то достал бутылку шампанского и с криками: «А-а-а!» принялся поливать всех этим пенным и сладким напитком. На что многие возмущались, потому что потом отстирывать форму от липких капель никому не хотелось.

— Ну, чё творишь? — Чуть ли не с кулаками полез отмахиваться капитан Мишин, за что получил больше всех шампанского прямо в лицо.

— Брейк! Брейк! — Растаскивал я потом бойцов по углам.

— Мужики, хорош, — вмешался Коноваленко. — Пойдёмте уже в ресторан, гуляем сегодня, чё сраться-то?

И с этим предложением почти все были категорически согласны. А в подтрибунном помещении меня ждала необычная встреча. Когда я с «пионерами» одним из последних покидал раздевалку, таща баул с формой и пару клюшек на себе, ко мне подошёл Борис Кулагин.