— Записывай, Виталич, — засмеялся капитан Алексей Мишин. — Покупаешь в ресторане апельсины и коньяк, и едешь в больницу, где рассказываешь, что «Торпедо» сегодня билось за него.
— А если ему коньяк нельзя? — Пробормотал растерянный ассистент.
— Не волнуйся, коньяк не пропадёт, — ответил я, поглядывая на команду. — Поэтому возьми сразу два. Мужики, кроме шуток, давайте с этим делом поскромнее. Хотя бы до среды.
— Правильное предложение, — согласился вратарь Коноваленко. — Но тогда Виталич возьми сразу три, чтобы было за что терпеть. А теперь давай на лёд, пока мышцы не остыли.
Глава 28
Во вторник 21 сентября на утреннюю тренировку вышли не все. После победы над бронзовыми призерами чемпионата СССР армейцами с Невы со счётом 6: 2, не все оказались в надлежащей форме и настроении. Точнее кроме меня, моих «пионеров», Ковина и Скворцова, на лёд выехал восемнадцатилетний Витя Доброхотов и третий вратарь Володя Минеев, двадцати лет от роду. Тем более тренера Прилепского оставили под надзором врачей ещё на один день, и дисциплина упала до полного нуля.
Накануне вечером в ресторане гостиницы гудели до полуночи, причём не только мы. Лично я попил сока, пригубил парочку чашечек кофе, посмотрел на это безобразие трезвым взглядом, и хотел было уйти, как ко мне подсел тренер СКА Николай Пучков.
— Не пьёшь? — Удивился он.
— Почему? Пью, — улыбнулся я. — Чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…
— Я смотрю, ты с юмором, — хмыкнул Николай Георгиевич. — А где так научился силовую борьбу вести? Я такие приёмы видел только в Канаде.
— Учился я, как и все дети по книжкам, — начал я заливать. — Помните как у Сервантеса, Дон Кихот разогнался и как дал в ветряную мельницу. Вот и я так же. Не думал, что ваш Козлов такой нервный.
— Я знаю, ты в «Торпедо» на просмотре, — Пучков наконец-то перестал ходить вокруг да около. — Я уже начальнику команды Пецюкевичу сказал, что хотел бы тебя видеть в СКА. Квартиру дадим через год, машину без очереди поможем купить. Подумай. Ленинград — это тебе не Горький. В Европу ездим часто, на Кубок Шпенглера выезжаем.
— Заманчиво, хорошо, я подумаю, — я пожал руку легендарному вратарю ЦСКА и сборной СССР.
— Молодежь! — Гаркнул я на юниоров, — Пошли по кругу за мной, сейчас небольшая разминка и потом поиграем двое надвое. А то вдруг Прилепского не выпишут, доигрывать придётся так, впятером.
«А ведь по сути, если убрать Коноваленко и Витю Щевелёва, которым чуть за тридцать, то я в „Торпедо“ один из самых старших, — думал я, командуя своей небольшой группой. — Двадцать пять, для хоккея семидесятых — это уже хороший возраст. И кое-кого в двадцать восемь уже начинают списывать в утиль. А в нулевых — двадцать пять ещё пацан!»
— Пионеры, — я резко затормозил, — давай ещё пару кругов, а я пока поработаю с Минеевым. Вставай в раму Володя, буду из тебя делать вратаря мирового класса. Кстати, как тебе наш заводской вратарский шлем?
— Козырная масочка, — улыбнулся белобрысый деревенский паренёк. — Еле у Сергеича выпросил. Когда всем такие сделают?
— Это когда вы бухать перестанете. Держи, первая пошла! — Я легонько бросил в левый нижний угол.
Вратарь отбил шайбу своей специальной клюшкой, которую в простонародье именуют ещё «гитарой» из-за широкой нижней части. Вторую шайбу я опять запустил низом с кистей, но уже со всей силы в правый нижний угол, и она затрепетала в сетке. Третью опять шмальнул низом в левый, и снова гол. Четвертая полетела в правый, и Минеев вновь был бессилен.
— Знаешь, почему не можешь отбить? — Я сделал небольшую паузу. — Стойка у тебя высокая, старомодная. А ты сядь в «баттерфляй», колени сделай вот так, чтобы щитки перекрывали весь низ ворот. Маска-то чётко лицо закрывает, играй низко.