— К сожалению, эффективность нападения сегодня была не на высоте, — задумчиво сказал «папа». — Больше всех, шесть шайб из восьми попыток забила пятая тройка Тафгаева. Три шайбы смогла забросить первая тройка Федотова, остальные отметились лишь по одному разу. Что случилось?! — Повысил Прилепский голос. — В «Кукурузнике» укачало что ли? Или кому-то захотелось вернуться в кузнечный цех, или на штамповку?!
— Огласите весь список, пожалуйста! — Брякнул я с «камчатки». — На ликёроводочный, случайно, дегустаторы не требуются?
Хоккеисты в раздевалке разом закашлялись, чтобы не прыснуть от смеха в такой серьёзный и ответственный момент.
— Не смешно! — Махнул рукой главный тренер. — Завтра к игре открытия турнира готовятся тройки: Федотова, Орлова, Свистухина и…, - задумался «папа», — Тафгаева. С защитниками определимся позже. С такой игрой вам скоро одна дорога — на ликероводочный, бутылки мыть.
— А у нас в Советском союзе любой труд в почёте, — добавил я, когда Прилепский уже собирался покинуть нашу раздевалку.
— Дошутишься ты у меня, Тафгай! — Погрозил он мне пальцем.
Глава 25
В ночь перед первой игрой, «тупой» голос в башке как с цепи сорвался. Обиделся, понимаешь, на половое воздержание, которое образовалось само собой. Пока прилетели, заселились, первая ночь прошла, на следующий день тренировки с командой мастеров и все силы ушли на то, чтобы со своими мелкососами в состав пробиться. Где я ему должен был искать приключения на своё причинное место? Вся гостиница хоккеистами пяти команд забита. Вот если бы здесь был слёт работниц лёгкой промышленности тогда — да. А сейчас — нет!
«На речке, на речке, на том бережочке, мыла Марусенька белые ноги!» — блажила эта животная сволочь третий час.
«Если битлов не можешь, давай хотя бы Кобзона! — умолял я. — Да прекрати ты эту речку поласкать!»
«Мыла Марусенька белые ноги, белые ноги, лазоревы очи!» — продолжал горланить невоспитанный мозг моего нового тела.
Я во второй раз вскочил с кровати и трусцой засеменил в душ, где включил холодную воду, матюгнулся и сунул под струю всё свое измученное тренировками тело. Голос в голове, тут же заткнулся. Но меня вмиг стала колотить сильная дрожь, верхний ряд зубов застучал о нижние резцы, клыки и прочие жевательные костные образования. И через двадцать секунд я дрожащей рукой перекрыл кран.
«На речке, на речке, на том бережочке», — вновь включил концерт без заявок мерзотный голос.
«Заткнись же быстрее, сказал же, что завтра», — продолжил я мотив русской народной и простой хороводной песни.
«А если, а если, опять обламаешь?» — недоверчиво без всякого музыкального слуха завыл он.
«Тогда будешь петь, ты ведь первый узнаешь!» — выдохнул я, так как вроде «моё проклятие» затихло, по крайней мере, до завтрашнего вечера.
Пятница — это святой день недели для каждого пролетария, как труда физического, так и умственного. По себе помню. Там в будущем контракты закроем, пиццу закажем, бутылочку вина откупорим, сидим, разговоры разговариваем. Я ещё развёлся к тому времени, мог себе позволить маленькую интрижку, не на работе конечно, а так, на стороне. Душевое было время.
Да и здесь, с Казимиром и Данилычем веселились. Как ни крути, а трудовому человеку обязательно нужна разрядка, приключения с неожиданным поворотом сюжета. Принял сто пятьдесят на грудь, чтоб крылья за спиной отросли, море опустилось по колено и все встречные барышни враз стали Анджелины Джоли, на крайний случай Ноны Мордюковы, которым тоже требуется встряска после пяти монотонных рабочих дней.
В раздевалке дворца спорта «Алмаз», до которого от гостиницы «Ленинград» оказалось всего три минуты прогулочным шагом, слышимость была замечательная. Мы ещё зашнуровывали коньки, а на трибунах, подогретая пятницей публика, уже требовала: «Шайбу, шайбу!»
— Иван соври что-нибудь, у тебя это хорошо получается, — попросил меня Коля Свистухин, центрфорвард второй тройки нападения, чтобы унять предстартовую дрожь, которую ощущали все.