Подстрелить меня саму не успевают. В зале загорается слабое аварийное освещение. Наконец-то! Но неизвестно лучше это или хуже.

— Нет! Не стреляйте! — Женский голос, слишком молодой для королевы. На министра тоже не похоже. Журналистка? — Не стреляйте больше! Умоляю!

Выглядываю из-за витрины. Так и есть. Взяли заложников. Фальшивый режиссер прикрывается журналисткой, лжеоператор — трусом-индийцем. Слава богу, не королевой. Где она? Вот, у стены, под защитой министра.

Мое движение заметили, оружие, кроме террористов, только у меня, потому палят в мою сторону. Следующий выстрел снова высекает искру из пуленепробиваемого стекла витрины — я едва успеваю спрятать голову и слышу приглушенный крик (словно сквозь зубы):

— Не та!

О чем это они? Собирались взять в заложницы королеву?! Ну, нет, пока я жива, этого не произойдет!

Именно: пока я жива, что, судя по обстановке, долго не продлится. Я больше не могу отстреливаться, прячась за витринами. К тому же в магазине крошечного «Глока-42», который я достала из кобуры телохранителя, всего шесть патронов, пусть и экспансивных. Четыре из них я израсходовала, с двумя оставшимися долго не продержусь.

Нужны буквально секунды, входная дверь вот-вот слетит с петель, но именно их для спасения обычно не хватает.

Если террористы даже в последнюю секунду сумеют захватить королеву, против них никто и движения не сделает, чтобы не навредить ее величеству. Значит, сейчас главное — не позволить приблизиться к той стене, где Элизабет Форсайт заслоняет собой королеву.

Я поднимаюсь в полный рост и вижу, что налетчики отступают к выходной двери. Почему оттуда нам нет помощи? Где охрана, что стоит на выходе с выставки? Но размышлять некогда, последний мой выстрел по ногам лжеоператора. Даже если раню заложника, это не будет смертельно, зато поможет задержать преступника. Судя по крику, я попала, но увидеть этого не успеваю — приходится снова нырять за витрины — со стороны налетчиков в меня разряжают остатки обойм, у них, в отличие от меня, не по шесть патронов. Рикошетом от витрины задевает русского атташе, тот хватается за плечо.

Пока они перезарядят, пройдут секунды, это позволит мне выстрелить еще раз. Но я ошиблась, налетчики не стали перезаряжать, оружие брошено, и они исчезают за выходной дверью, которая захлопывается, как раз в тот момент, когда входная, наконец, слетает с петель и в зал врывается боевая группа.

Эти парни разбираться не будут, кто в кого стрелял, вернее, будут, но потом, сначала пустят в ход все свои приемы, потому я отшвыриваю пистолет с одним оставшимся патроном и бросаюсь на пол, закидывая руки за голову.

В это же мгновение за стенами дворца гремит мощнейший взрыв, от которого дребезжат стекла в окнах, а у нескольких автомобилей срабатывает сигнализация. Не иначе как взорвали автомобиль. Следом один за другим слышны еще несколько взрывов уже совсем рядом с нашим крылом. Теперь стекла сыплются внутрь зала.

Господи, да что же там происходит?!

А сердце не просто глухо стучит, словно просясь на волю, оно рвется следом за террористами. Меня почему-то захлестывает черная тоска, будто произошло что-то непоправимое. Такое состояние было, когда я застрелила Джона…

На полу, похоже, лежу только я, остальные сбились в кучу, дамы визжат, кто-то беспрестанно повторяет: «Боже мой! Боже мой!» Я не успеваю даже повернуть голову в сторону разбитых окон, ее придавливает к полу чье-то колено и следует команда:

— Руки!

Возвращая руку за голову, хриплю:

— Свои. Мои документы в кармане…

Без малейших признаков вежливости меня рывком поднимают на ноги, не позволяя опустить руки. Я киваю на выходную дверь: