— Сжалься, Ингольф, пощади! Если б ты знал, как мне было тяжело услыхать, что мои планы рушатся!

К счастью для этого негодяя, Ингольф был отходчив. Он сейчас же укротился и выпустил Надода.

— Пошел!.. Ты мне просто противен, да и сам я себе противен не меньше, — проговорил капитан печальным голосом. — Два таких бандита, как мы, не могут объясняться между собой как люди… Я, было, и забыл об этом…

Красноглазый был смущен и молчал. Ингольф сидел, низко опустив на грудь голову, и тоже молчал. Наконец он как бы сжалился над Надодом и сказал:

— Раз тебе хочется узнать все поскорее, так знай, что, когда сыновья герцога Норландского пригласили меня в гости, я хотел было отказаться, но в это время вахта заметила на горизонте английскую эскадру. Выйти в море нам нельзя было, поэтому я решил укрыться дня на три или четыре в фиорде… Но уж не знаю, почему — эти ли молодцы, усомнившись в нас, пригласили эскадру или англичане сами нас выследили, но только семь военных кораблей явились в фиорд и стали у входа. Их остановила лишь протянутая вовремя заграждающая цепь. Взбешенный герцог Норландский потребовал, чтобы англичане ушли из фиорда, грозя в противном случае принудить их к тому силой, и завтра у нас будет битва, так как я, разумеется, не мог предоставить розольфцам справляться с англичанами одними своими силами, которых слишком мало, и предложил свою помощь. Разумеется, я должен же был отплатить гостеприимным хозяевам замка за их любезность и за то, что им придется сражаться из-за меня. Когда же англичане уйдут, тогда я снова буду продолжать экспедицию, так как я дал тебе слово, от которого не отступлю.

Надод был изумлен.

Итак, Ингольф все еще не знал, что герцог Норландский и Харальд Бьёрн — одно и то же лицо! Итак, Ингольф не отказывался от экспедиции и твердо помнил данное слово!.. Что же касается англичан, то Надод рассчитывал их удалить, дав им знать, что перед ними не пират, а действительно капитан шведского флота, на что даже есть патент.

Надежда вернулась к Надоду, и он решился взять быка за рога.

— Спасибо за ваше сообщение, дорогой капитан, — начал он мягким голосом, — и простите меня еще раз за безобразное мое поведение, виной которому мой вспыльчивый характер. Я так раскаиваюсь, так сожалею… А теперь позвольте мне указать вам средство отделаться от англичан без битвы. Выслушайте меня внимательно. То, что я собираюсь вам сказать, имеет огромное значение.

— Я готов тебя слушать, — улыбаясь, отвечал Ингольф, — но все-таки замечу, что ведь ты не обошелся без предисловия, а сам же только что на меня рассердился за это.

— Я не стану тебя долго томить, не беспокойся. Ты сейчас мне сам сказал, что не способен изменить данному слову, и я желаю услышать от тебя еще раз это же самое.

— Другому я знал бы, что на это ответить, но так как ты — негодяй, совершенно не понимающий подобных вещей, то я тебе повторяю, что слову своему я не изменю.

— Даже для того, чтобы спасти свою жизнь?

— Даже для спасения собственной жизни.

— Даже для спасения друга, родственника, благодетеля?

— Это еще куда ты гнешь?

— Отвечай!

— Странная настойчивость.

— Ты сам говоришь, что тебя ничто не заставит изменить своему слову.

— Разумеется, ничто. Доволен ты теперь?