Моя жена, по причине малолетства, долго жила в доме своих родителей, пока не была отдана ко мне в дом. Спустя приблизительно месяц после ее переезда ко мне, как-то вечером, перед сном, я, не помню уж по какому случаю, сказал, что все женщины — болтуньи.

Она мне на это возразила, что знает мужчин, которые в этом не уступят никакой бабе. Это она на меня намекала. Я был задет за живое и сказал ей:

— А вот, посмотрим, кто заговорит первый.

— Отлично, — ответила она. — И кто заговорит первый, должен дать другому лист бетеля.[18]

Пари было принято, и мы заснули, тщательно воздерживаясь от произношения единого словечка. Мы решили не вставать с ложа, пока наш спор не будет решен, т. е. пока кто-нибудь из нас не заговорит первый. И вот настал день, взошло солнце, а мы все не показываемся из дому. Соседи заметили это, стали кликать нас, а мы, конечно, молчим. Сбегали к нашим родственникам, известили их об этом. Те, перепуганные, прибежали к нам, послали за плотниками, чтобы разломать двери. Когда же наконец взломали дверь, все вломились к нам, то были несказанно изумлены, видя нас проснувшимися, на вид живыми и здоровыми, но совершенно лишившимися языка.

Дом наш был битком набит людьми, и так как все были убеждены, что мы околдованы, то сейчас же сбегали за колдуном, чтобы снять с нас чары.

Колдун прежде всего заломил страшную цену за свою работу. Он было собрался начать заклинания, но в это время один наш знакомый брахман начал всех убеждать, что мы вовсе не заколдованы, а больны, и от этого и онемели, и что он знает верное средство, как нам помочь, и сделает это без всякой платы.

Он раскалил добела золотой слиток, схватил его щипцами и приложил его сначала снизу к моим ступням, потом к локтям, потом ко лбу. Я вытерпел эту ужасную пытку, не издав ни единого звука.

— Ну, теперь попытаем это на жене, — сказал дошлый лекарь. Но едва коснулся он ее ноги каленым золотом, как она не вытерпела и вскричала:

— Anna, anna! (Хватит, довольно!) — И вслед за тем, повернувшись ко мне, она сказала:

— Я проиграла, вот тебе лист бетеля!

Разумеется, все были поражены изумлением, а я тотчас же сказал ей:

— Я так и знал, что ты заговоришь первая! Ты видишь теперь, я был прав, когда сказал тебе вчера вечером перед сном, что все бабы — болтуньи!

Когда все собравшиеся узнали о нашем пари, они в один голос вскричали: «Вот глупость-то! Поднять на ноги всех соседей, вытерпеть прижигание каленым золотом из-за листа бетеля! Кажется, весь свет изойди, не найдешь других таких пустых голов».

Вот с тех пор меня и начали звать «Бетель-Анантайя».

Суд единогласно признал и эту глупость ничуть не хуже прежних, но предстояло выслушать еще четвертого соискателя. Он начал свою повесть так:

— Когда я женился, моя жена была еще совсем молода и продолжала жить в доме своего отца еще лет шесть или семь. Когда же она достигла брачного возраста, ее родители известили моих, что она отныне может нести свои супружеские обязанности.

Дом моего тестя отстоял от нашего в шести или семи милях. Моя мать в то время хворала и не могла отправиться за моей женой. Поэтому она поручила мне самому съездить за нею, причем все учила меня и наставляла, как себя вести, чтобы не сказать или не сделать чего-нибудь такого, что обнаружило бы мою глупость.

— Ведь я тебя знаю, — говорила она. — Ума у тебя немного, и ты, пожалуй, того и гляди, выкинешь какую-нибудь штуку.

Я обещал ей во всем поступать по ее наставлениям, быть осмотрительным и пустился в дорогу.