– Понятно, – пробормотал Николай, хотя для него самого сейчас как раз все становилось все более и более запутанным. – А год-то какой сейчас?

– Точно, на всю голову пришибленный! – воскликнула девушка. – Одна тысяча пятьсот семьдесят шестой от Рождества Христова!

Услышав от Марфы какой сейчас год, капитан на некоторое время умолк. Сначала странная стена, которая его пропустила, а потом отрезала ему возвращение обратно; потом бородатые мужики в странной одежде с огромными тесаками; музейный раритет сабли у главаря бандитов; теперь девчонка-боярыня. Не говоря о мебели, одежде и самом поведении людей. Чудно, если не сказать больше. Николай размышлял, пытаясь увязать всю полученную информацию в какую-то логическую последовательность. Он молчал. Молчала и его собеседница. Видимо, она жалела его, ущербного, потерявшего память от сильного удара по голове.

– Помоги мне сесть, – наконец выдавил из себя Николай. – Голова что-то еще кружится.

– Конечно, будет кружиться от чугунной сковородки. Как тебе Нюрка по голове заехала, я думала все – расколет, как перезрелую тыкву! Ан нет – крепкая у тебя получилась головушка. А помочь я б тебе помогла, да вот руки и ноги у меня связаны. Вот ползаю, как умею. К тебе подползла, чтобы не так страшно в темноте было! Факел-то Васька забрал, вот и темно! – запричитала Марфа.

– А где теперь Василий?

– Вот этого, мил человек, тяперя я и не ведаю! Перевязала его Нюрка по-быстрому и убегли они, значит. Своей сожительнице он на тебя сильно ругался. Говорил, что через тебя он всех своих дружков потерял, а теперь ты яго убежище выведал. Испугался он, что теперь все будут знать про его убежище. Вот и удрал со страху.

– А меня чего он недобил?

– Так ты же и так совсем мертвый лежал, и голова вся в крови! Когда я к тебе подползла, так и дыхания твоего не учуяла!

– Повезло мне, значит, что очухался!

Николай вздохнул и попытался лежа достать из кармана перочинный нож и сотовый. С трудом, но получилось. Включил на сотовом фонарик, и Марфа тут же взвизгнула от неожиданности. Она покосилась на светящийся сотовый и настороженно спросила:

– Что это у тебя за дьявольский огонек?

– Почему же дьявольский?

– Так светит, а не жжется! – удивилась непонятливости Николая девушка.

– Обыкновенный свет, фонарик, – пожал он плечами.

– Фо-на-рик, – по слогам повторила Марфа. – А дашь мне подержать?

Женское любопытство оказалось сильнее страха, Николай протянул ей сотовый.

– На, не жалко!

Марфа попыталась его взять, но связанными руками это было сделать весьма неудобно. Николай подосадовал на свою несообразительность. Видимо, удар по голове действительно сказывался на его умственных способностях. Он перерезал веревку на ее руках. Девушка долго вертела в руках фонарик, светила им в разные стороны. Ей было интересно, и она смеялась мягким, заливистым детским смехом. Только теперь Николай разглядел, что его собеседнице было лет двенадцать-четырнадцать, не больше. Совсем еще ребенок. Когда он перерезал ей веревки и на ногах, Марфа тут же попыталась встать, но ноги ее не послушались. Они подкосились, и девушка резко осела на пол. Сотовый полетел на каменный пол, но… в последний момент Николаю удалось извернуться и поймать его, иначе они бы остались без света, в полной темноте. Марфа так и сидела на полу, выпрямив ноги, и потихоньку хныкала от беспомощности.

– Давай разотру тебе ноги, – предложил Николай. – Ничего страшного. Мы только что сняли веревку, и скоро у тебя восстановится кровообращение, тогда и сможешь встать. Это как после тяжелой болезни, когда долго не встаешь на ноги. Тогда и слабеешь так, что ноги совсем не держат.