Барбаросса рычал, жуя тушенку. По бороде стекал янтарный жир.

– Однако, – поразился услышанному участковый. – И верно, не повезло парняге после смерти – понятно теперь, почему он такой злой.

– Он и при жизни добротой не отличался, – пожал плечами банкир.

– Слушай, – неожиданно озарила Меринова потрясающая мысль. – Утонул он, говоришь? Так стало быть, Чапаев, по идее, тоже должен быть здесь?

– Василий Иваныч? – флегматично ответил Баранов. – Ну конечно. Позвать? Только не рассказывай анекдот про него, плиз, – разорвет в клочья. – И, не дожидаясь ответа, зычно крикнул через ряд цинковых кроватей: – Василь Иваныч? Ты чего там жмешься? Айда с нами водку пить!

Раздвинув толпу молчаливых прохожих, к ним протиснулся улыбчивый человек с лихо закрученными усами, в обветшавшей гимнастерке, украшением которой служили вцепившиеся клешнями в нагрудные карманы засушенные раки. На голове его красовалась «кубанка» с красной лентой, а в нитяной сумке через плечо имелись две громадные картофелины.

– Водочки? Гм-гм. Что ж, это можно, – он привычно заломил «кубанку» на затылок. – Хоть ты, Андрюша, и буржуй, но все-таки мужик душевный.

Меринов раскрыл рот, наблюдая, как Василий Иванович с благодарностью принял из рук банкира граненый стакан. Герой революции опрокинул его внутрь, крякнул и вытер усы. Закусывать он, как и полагается, не стал.

– Буржуи тоже люди, Василь Иваныч, – весело сказал Баранов, булькая водкой. – Вот ты, например, сабелькой белых рубал? А теперь смотри – че толку было воевать? На том свете и красные, и белые все одно вместе.

– Обидно, – подтвердил Чапаев, вновь утирая пропитавшиеся дармовым угощением усы. – Но ты знаешь, как мне сказал здесь некогда один бродячий философ, оmnia transeunt, id quoque. То бишь, и это пройдет. Глядишь, вы скоро передумаете и решите опять коммунизьм строить.

– Нет уж, – передернуло Баранова. – Ты, дорогой товарищ комдив, водочку-то хлебай, но не каркай с прогнозами. Нам такого счастья второй раз не надо.

Эта циничная фраза Чапаеву явно не понравилась, но наезжать на своего благодетеля, не в первый раз угощавшего его беленькой, ему показалось нетактичным. Тем не менее сорваться на ком-то требовалось. Выплюнув из угла рта маленького лягушонка, Чапаев уставился на плечи Меринова.

– А чой-то у тебя погоны-то сорваны? – поинтересовался комдив, засучивая рукава и подтягивая к себе оторопевшего участкового. – Маскируешься, что ли, белая контра? Щас потащим в ЧК – в момент на чистую воду выведем.

– Э! Э! Брейк! – встал между ними банкир. – Тебе, Василь Иваныч, водки хоть совсем не наливай. Какая он тебе контра? Обычный советский мент. Ну вот, всю компанию испортил. Недаром про тебя сплетничают – дерешься постоянно. И с Врангелем по полу катался, и Колчака мочил… а Керенскому зачем рыло начистил? Дедушке ведь уже девяносто лет было! Остынь, гражданская война давно кончилась.

Чапаев помрачнел.

– И напрасно кончилась. Не всю контру добили, поэтому и жили потом плохо, – стиснув, он раздавил в пыль сушеного рака на гимнастерке. – Да и ну вас к черту, буржуев. Разве вы когда-нибудь рабочий люд понимали?

Забрав недопитую чекушку, Чапаев удалился. Меринов облегченно вздохнул – прославленный герой анекдотов оказался вовсе не таким комичным усачом, каким всегда рисовался народной молвой после фильма.

– Ну че, доволен? – заржал Баранов. – Я тоже до этого думал – ну, Чапаев, ну, типа, хохмач. А через месяц увидел, как он с тремя шахтерами махался, которые безобидный анекдот рассказали: «“Педофила привели”. – “Расстрелять!” – “Не можем, Василий Иваныч, он говорит – Ленина еще ребенком знал!”» По-человечески можно понять комдива – трудно уснуть командиром с орденом Красного Знамени, а проснуться – приколистом из Comedy Club. Классический пример черного пиара. Интересно, кому Василь Иваныч так насолил, что ему на Земле имидж кардинально испортили?

Петрович не слышал разглагольствования банкира – он подскочил на кровати и напряженно смотрел куда-то вперед. Губы его зашевелились, он протер глаза и убедился: то, что ему в настоящий момент привиделось, появилось вовсе не от залитой в организм убойной дозы водки.

– Караул! – дурным голосом заорал Петрович и полез под кровать.