Интересная штука получается: выходит, Ирландец вместе с верзилами отвез-таки Сельму к спесивому Хастейну. Если, правда, это Ирландец. Может, верзилы обошлись без Ирландца? Но тогда тем более незачем им заезжать на остров. Выложить новые знаки взамен разрушенных старых? Так они же не знают фарватер, его только Ирл… Стоп!
— Ингви, что ты там говорил про кабанов?
— Про каких кабанов?
— Ну, когда ты лазил смотреть на скале знаки?
— А! — Ингви потянулся. — Так я и говорю — излазано там все, будто стадо кабанов промчалось. Если б, конечно, кабаны умели лазить по скалам… Ха! — Он резко замолк. — Так ты думаешь, что…
— Верно, Ингви. Кто у нас самый легкий? Малыш Снорри? Ну-ка, давайте зовите его сюда, пусть подплывает. Да не стесняйтесь, можете свистеть.
Услыхав призывный свист, Снорри закинул на борт сети и быстро заработал веслом.
— Веревку прихвати, — принимая конец, бросил Ингви.
Скала отвесно уходила вниз, туда, где, шипя, бились змеи прибоя. Снорри висел над пропастью на веревке и деловито командовал:
— Ниже… Правее… Теперь чуть влево… Ниже… Есть!!! — Не удержавшись, он завопил во всю глотку, распугивая любопытных чаек и глупышей.
— Что там такое, Снорри?
Три взлохмаченные головы, любопытствуя, показались над краем вершины. Правда, никакой пещеры так и не увидели, как ни старались. А вот веревка ослабла, и висевший на ней малыш Снорри тут же перевернулся вниз головой.
— Эй! Эй! — закричал он. — Вы там не очень-то… Эй, не так сильно!.. Все, в самый раз, не тяните больше. Давайте еще вниз помаленьку…
Потихоньку отпускавшие веревку ребята почувствовали вдруг, как та резко напряглась и сразу ослабла. Видно, Снорри наконец добрался до пещеры.
— Эй, Малыш, как там?
Ответом была тишина. Лишь через некоторое время веревка дернулась и послышался крик Снорри:
— Поднимайте. Только поосторожней.
— Да уж не растрясем тебя, не беспокойся, — хохотнул Харальд, старательно наматывая на руку выбранную веревку. — И раз… И два… И еще раз… Вот те раз!!!
Крайнее удивление выразила не только физиономия Харальда. Еще бы не удивиться, когда после очередного рывка над краем скалы показалось бледное лицо Сельмы.
Сельма… Хельги почувствовал в глубине души клокочущую радость, словно вот ради этого мига он и жил все последнее время. Ради этого лица, бледного и такого родного, ради глаз, синих, как небо, отраженное водами фьорда, ради чуть припухлых губ, растянувшихся сейчас в слабой улыбке… Да вот ради этой улыбки!!!