– Что с тобой, Сугу? Я тоже удивился, но…

Слова Кадзуто были полны смущения.

– …Если ты злишься, что я снова воспользовался нейрошлемом, я прошу прощения. Но это было абсолютно необходимо.

– Да нет, не то совсем.

Противоречивые чувства захлестнули ее всю. Сугуха спрыгнула с кровати и подошла к двери.

Поворот ручки, и дверь открылась. В коридоре стоял Кадзуто и смотрел на нее глазами, полными тревоги.

– Я… я…

И наконец ее чувства хлынули наружу вместе со слезами.

– Я… предала саму себя. Я предала свою любовь к братику.

Наконец-то она произнесла слово «любовь», стоя лицом к лицу с любимым человеком; и словно ножи пронзили ей грудь, горло и губы. Превозмогая обжигающую боль, она хриплым голосом продолжила:

– Я забуду все, я сдаюсь, я буду любить Кирито – так я думала. Нет, уже любила. И все равно… хотя…

– Что…

Несколько секунд Кадзуто стоял в полной растерянности, затем прошептал:

– Любовь… ко мне… Но мы же…

– Я знаю.

– …Что?..

– Я уже все знаю.

«Не могу», – мелькнуло у нее в голове. Но и остановиться она тоже уже не могла. Взглядом, в котором кипели все ее чувства, она смотрела на Кадзуто и продолжала говорить сквозь дрожащие губы.

– Я и братик – не кровные родственники. Я это уже два года знаю!!

О нет. Мама ведь просила ее подождать, не говорить, что она знает; а теперь можно подумать, будто она пользуется этим знанием, как оружием для защиты своих оставшихся чувств. Ей мама так говорила, чтобы дать время как следует обо всем подумать, – так ей казалось.