Слезы печали стекали по моему лицу и – кап, кап – капали на сжатый кулак.
– Братиик! Ванная свободна! – крикнула Сугуха возле двери комнаты Кадзуто на втором этаже, но ответа не последовало.
В тот вечер, вернувшись из больницы, Кадзуто заперся у себя в комнате и не вышел даже к ужину.
Сугуха положила руку на дверную ручку, но заколебалась. Если он пойдет спать прямо так, то может подхватить простуду, убедила она себя и нажала на ручку.
Он, наверно, уже спит, подумала она и развернулась, чтобы выйти из комнаты; но тут налетел порыв холодного ветра, заставив ее задрожать. Похоже, окно было открыто. Что ж, другого пути нет, решила Сугуха, покачав головой.
Тихонько, на цыпочках она прошла к окну… лишь для того, чтобы обнаружить, что ее брат сжался в комок на кровати, но совершенно не спит.
– Ой, братик, прости меня. Я подумала, что ты уже спишь, – изумленно проговорила Сугуха.
Через несколько секунд молчания раздался голос Кадзуто, начисто лишенный эмоций.
– Извини, но не могла бы ты оставить меня одного?
– Но, но в комнате такой холод…
Сугуха потянулась вперед и взяла руки Кадзуто в свои. Его руки казались ледышками.
– Ой, как плохо. Твои руки совсем замерзли; так ты точно простынешь. Давай быстро в душ.
Немного света от уличного фонаря проникло сквозь штору и подсветило лицо Кадзуто. Лишь тут Сугуха поняла, что с ее братом что-то произошло.
– Что случилось?
– Ничего, – ответил он придушенным шепотом.
– Но…
Не дожидаясь, когда она закончит фразу, он зарылся лицом в руки. Пряча глаза от Сугухи, он произнес с самоуничижительным оттенком:
– Я правда ни на что не годен. Не так давно я поклялся никогда не говорить таких пораженческих вещей…
Он еще и половины фразы не произнес, а Сугуха уже поняла, что произошло. Тихим, дрожащим голосом она спросила: