— Прикажите ему, пусть убирается! Это же дебил! — Букву "е" она произнесла как "э". — И у него наверняка вши.
— Так помой парня! В парилочку своди! — Мэр продолжал разыгрывать спектакль. — Ты у нас баба одинокая, разведенная. Просила меня мужика подыскать?
— Но не такого же урода?! — Та сложила губы бантиком.
— Для тебя сойдет! — грубо ответил хозяин вечеринки. — Ты мужик или нет? — вопрос адресовался Юрчику.
Бедолага, не понимая, чего от него хотят эти жующие, раскрасневшиеся от выпитого люди, нечленораздельно замычал.
Скрутив с треском пробку, Хрунцалов подал ему бутылку коньяка:
— Выпей за мое здоровье!
Юрчик послушно сделал глоток. Обжигающая жидкость комом застряла у него в горле. Он закашлялся.
— Пей еще! — потребовал мэр.
— Не-а-агу! — простонал убогий.
— Ты, мужичок, стопроцентный дебил! — укоризненно кивнул Петр Васильевич. — «Хенесси» пить не желаешь. Я себе не всегда позволить могу, а ты гугнишь! Гриша, ты бы пил на халяву «Хенесси»?
— Лакал бы! — отозвался здоровяк.
— Да, по этой части ты мастак. — Хрунцалов встал, брезгливо морща нос, приблизился к Юрчику. — Пей за мое здоровье!
Он насильно сунул горлышко хрустальной бутылки в беззубый рот Юрчика. Коньяк вытекал из уголков его рта двумя тонкими золотистыми струйками. Захлебываясь, Юрчик делал большие глотки.
— Ишь, присосался! — ухмыльнулся Хрунцалов. — Хорош! — Он вырвал бутылку изо рта Юрчика. — Для таких, как ты, сгодится пойло попроще. Подглядывать, значит, любишь? — Петр Васильевич изрядно перебрал и покачивался, точно матрос в штормовую погоду. — Понимаешь, идиотина, Светлана Васильевна опасается, что у тебя вши. Поэтому сейчас мы организуем тебе сауну. — Он громко икнул. — Дадим градусов этак сто пятьдесят, если выживешь, прополощем в бассейне. Лады? — Хрунцалов протянул руку.
Ответом ему стало скулящее подвывание убогого.
— Получишь по харе! — пообещал городской глава.
Спектакль затянулся, однако вслух возмущения никто не высказывал. Гости переминались с ноги на ногу, бочком отходили в сторону.
— Петр Васильевич, достаточно! — Молодая женщина встала между жертвой и мучителем. — Он и так природой обиженный.
Юрчик, почувствовав в ней защитницу, подался к говорившей. Она испуганно отшатнулась.