НАЧИНАЕТСЯ ПОСТ СВ. МИХАИЛА АРХАНГЕЛА
По прошествии праздника Успения святой Франциск, словно предчувствуя такую степень близости к Богу, которая не терпит никакого отвлечения, стал искать еще более уединенного и укрытого места, чтобы провести там пост св. Михаила Архангела подобно тому, как птица, побуждаемая инстинктом, ищет для своего гнезда любви самые отвесные скаты крыш, самые укромные отверстия, самые густые и высокие ветви.
Он выбрал место на горе, глядящее на полдень, столь далекое от хижины братьев, что голос брата Леоне, даже если тот кричал громко, сюда не долетал. Добраться до того места можно было только перебросив мостик через устрашающе глубокую расщелину. В этом пустынном месте, где никто не мог его увидеть или услышать, Франциску, по его просьбе, выстроили келью.
Затем он попрощался с братьями: «Не приходите и не пускайте ко мне никого. Ты же, брат Леоне, будешь приходить один раз в день, не чаще, и приносить немного хлеба и воды; в другой раз приходи ночью, в час начала заутрени. Когда подойдешь к мостику, скажи: «Domine, labia mea aperies»[21], и если я отвечу тебе другими словами псалма, перебирайся через мостик, заходи в келью, и мы прочитаем вместе утренние молитвы. Если не услышишь в ответ ничего, тут же возвращайся назад». Он благословил их и остался один.
Но одиночество не было исполнено сладости. В начале присутствие Бога не ощущалось, а вот нечистый наведывался со своими страшными призраками и странными опасными выходками. Однажды, когда Франциск стоял на молитве рядом с ужасной пропастью, ему показалось, что кто-то подтолкнул его вниз. Скала была совершенно гладкая, и он не знал за что зацепиться, но, действуя наудачу и поручив себя Господу, он прижался руками, лицом и всем телом к камню, и камень расступился, словно был из воска, и принял его в себя, так, что Франциск оказался как бы в нише. Так он спасся.
Но иные горести не давали ему покоя. Долгими часами, за которые не раз сладость молитвы оборачивалась тоской, он думал не столько о мире юности, сколько о том религиозном сообществе, которое он создал и теперь оставлял; он вспоминал о своем Круглом Столе, что перестал быть круглым, о новых рыцарях, которые не верили госпоже Бедности, размышлял о том, что станет с Орденом, когда его личное влияние прекратится. «Господи, — молился святой Франциск, — что же будет после моей смерти с Твоей бедной семьей, заботу о которой Ты в Своей благости поручил мне, грешному? Кто утешит их? Кто защитит? Кто о них будет молиться?»
Господь послал ему в утешение ангела с чудесными вестями о будущем Ордена, которому не суждено исчезнуть до самого Судного дня, и в котором никогда не переведутся монахи святой жизни. (Так говорят «Цветочки»).
Шли дни, ослабевшее от поста тело и душа, уставшая от раздумий и плача, требовали хотя бы небольшого отдыха, и святой Франциск стал молитвенно размышлять о рае, бесконечной славе и ликовании блаженных. Он умолял Бога показать ему хотя бы краешек этого блаженства. И тогда в солнечном ореоле ему явился ангел. В левой руке он держал скрипку, в правой — смычок. Святой Франциск в изумлении смотрел на него, и ангел один раз провел смычком по струнам, один единственный раз. Это была одна нота, но настолько божественная, что Франциск на время утратил способность что-либо ощущать в этом мире. Если бы ангел сделал еще одно движение смычком, душа святого отделилась бы от тела из-за невыносимой сладости, ведь мы, люди, так устроены, что, невероятно стойко перенося любую боль, от удовольствия сразу же размягчаемся и ломаемся.
Кроме таких сверхъестественных утешений, Франциск получал и самые обыкновенные: к нему прилетали птицы, особенно часто — сокол, у которого было гнездо рядом с кельей. Каждое утро на рассвете сокол пел и стучался крыльями в дверь кельи: так он будил святого.
А когда святой Франциск чувствовал себя плохо или не спал, сокол будил его позже, словно знал, что ему необходим более продолжительный отдых. Так высшие и низшие созданья славили человека, которому суждено было получить от Господа величайший знак любви.
ГОСПОДЬ ПРОСИТ У БЛАЖЕННОГО ФРАНЦИСКА ТРИ ДАРА
В поисках высшего блага прошли бурные дни и бесплодные, и вот настал благословенный миг: Франциск нашел золотую жилу созерцания в двух вопросах, которые не дают покоя философам во всем мире, которым мучается и будет мучиться всякий рассуждающий ум, которые представляют собой два предела, непреодолимых для нашей мысли и нашего поведения: «Кто ты, Господи, и кто я?»
Стоя на коленях посреди утесов и деревьев, воздев лицо и руки к небу, святой Франциск вопрошал: «Кто Ты, сладчайший Господь и Бог мой? Кто я, презренный червь и никчемный раб Твой?»
И Господь, ответа Которого не могут дождаться многие гордые философы, ответил смиренному Франциску в лесной тишине Верны, ответил не по рассуждению (ибо рассуждение — удел человека), но по озарению. Всевышний осветил для Франциска ярчайшим факелом бездну божественного величия и скорбный провал человеческого ничтожества. Потом факел остановился, увеличился, принял форму неопалимой купины, явившейся Моисею, и из этого пламени был глас Господень к Франциску:
Три дара? Три вещи? Да оставались ли они еще у него, бедняка, три вещи? Может быть, да, как раз три и оставались, но что в них Господу? Однако он ответил без промедления с детской простотой: «Господь мой, я весь Твой; Ты ведь знаешь, что у меня есть только веревка, ряса и исподнее, и все это тоже Твое. Что же могу я предложить или подарить Твоему Величию?
Добрый Господь, должно быть, рассмеялся в кусте горящем: Франциск не знал, какими богатствами владел. Божественный голос продолжал: «Поищи у себя в подоле и подари мне то, что найдешь».
Святой посмотрел туда и нашел три золотых шарика, и все три отдал Господу, который объяснил, что они означают три добродетели, послушание, нищету и целомудрие, и что он, Франциск, обладает ими полностью.
Пока блаженный Франциск беседовал с Богом, брат Леоне, как обычно, в час начала заутрени подошел к мостику над пропастью и произнес: «Domine, labia mea aperies». Наставник, восхищенный в Боге, ничего не отвечал. Тогда брат Леоне нарушил приказание учителя и перешел мостик, потому что боялся, что наставнику плохо или что с ним случилось какое-то несчастье. Брат Леоне вошел в келью: она была пуста. Он искал тщательно, среди деревьев при свете луны, и в конце концов обнаружил Франциска, объятого восторгом, и услышал вопрос «Кто Ты и кто я?», и увидел как бы ярчайший факел над головой, и как он берет что-то три раза из подола рясы и протягивает кому-то, и как пламя, вращаясь поднимается к небу. Брат Леоне в радости от созерцания таких чудес тихо-тихо возвращался к себе в келью, но святой Франциск услышал шорох листьев у него под ногами и велел ему остановиться. Брат Леоне повиновался, но скорее хотел бы провалиться сквозь землю, чем ждать, пока подойдет святой Франциск, ведь он предполагал, что учитель сердится на его непослушание. А вся-то его забота была в том, чтобы проследить за действиями наставника незаметно и так не потерять его доверие и возможность с ним общаться. Бедный брат Леоне, чрезмерная любовь не позволяла ему понять сердце святого Франциска.
— Кто ты? — спросил святой Франциск. Темнота, слезы, молитвенный экстаз, который еще не вполне оставил его, — все это почти лишило его зрения.
Молоденький брат, весь дрожа, отвечал: