Если бы только я знала, куда ведет моя тропа.

Мы на парковке, когда неожиданно на меня наваливается скорбь. Или, по крайней мере, я думаю, что это скорбь. Она не такая всепоглощающая, как было в тот день в лесу. Она не парализует меня в той степени. Вместо этого, я словно внезапно, за несколько минут, скатилась от нормального, даже веселого настроения, до желания расплакаться.

- Эй, ты в порядке? - спрашивает Анжела, пока мы идем к машине.

- Нет, - шепчу я в ответ. - Мне… очень грустно.

Она останавливается. Ее глаза расширяются. Она осматривается по сторонам.

- Где? - говорит она чересчур громко. - Где он?

- Я не знаю, - отвечаю я. - Не могу понять.

Она хватает меня за руку и тащит через парковку к машине, идя быстро, но стараясь при этом оставаться собранной, словно все нормально. Она не спрашивает меня, может ли вести мою машину, просто идет прямо к водительскому сидению, и я не спорю.

- Пристегни ремень безопасности, - приказывает она, когда мы обе оказываемся внутри. Затем она выезжает с парковки на улицу.

- Я не знаю, куда ехать, - говорит она полуиспуганно, полувозбужденно. - Думаю, нам нужно оставаться в каких-нибудь многолюдных местах, потому что он должен быть не в себе, чтобы уничтожить нас на глазах у туристов, сама понимаешь, но я не хочу подъезжать слишком близко к дому, - она бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида. - Звони своей маме. Сейчас.

Я нащупываю телефон в своей сумке, затем звоню. Мама берет трубку после первого же гудка.

- Что случилось? – спрашивает она немедленно.

- Я думаю… может быть…здесь Черное Крыло.

- Где ты?

- В машине, на шоссе 191, едем в южном направлении.

- Возвращайся в школу, - говорит она. - Я встречу тебя там.

Это самые долгие пять минут в моей жизни, пока мама не приземляется на парковке школы «Джексон Холл». Она забирается на заднее сидение моей машины.

- Итак, - произносит она, протягивая руку вперед и дотрагиваясь до моей щеки так, будто скорбь - это какая-то форма лихорадки. - Как ты себя чувствуешь?

- Кажется, уже лучше.

- Ты видела его?