Причард уже не кипятился. У него на глазах происходило что-то странное. Чтобы кто-нибудь когда-нибудь отказался от своей доли? Такого он не то что не видел — даже слыхом не слыхивал. А тут сразу четверо. В другой ситуации он бы уже велел запереть этих героев в трюме, по соседству с испанцами. Но только не сейчас. Потому что против него пошли двое лучших матросов, штурман и девчонка, принесшая ему удачу. Да и среди собравшихся он уже наблюдал кислые рожи и слышал весьма неприятные словечки. Мол, а может, права девка-то? Бог ведь всё видит… Точку в этом, так сказать, собрании поставил индеец. Чёрт его знает, почему он до сих пор ходит с ними. Даже имени его толком никто не мог выговорить. Тем не менее он был одним из лучших бойцов на «Орфее». И настолько редко раскрывал рот, чтобы вымолвить человеческое слово, что капитан даже невольно вздрогнул, услышав его голос.
— Нельзя дети убивать. Духи сердиться, — индеец говорил на ломаном английском языке. — Духи посылать плохой ветер и злой человек. — И повторил, словно гвоздь забил: — Нельзя.
— Тьфу… — Причард мысленно проклинал девчонку, устроившую этот тихий бунт, но отступить в его положении значило признать своё поражение. — Чистоплюи хреновы, откуда вы только взялись… Завтра утром испанец отправится за выкупом. Ждать будем две недели. Если не явится — девчонке голову с плеч, чтобы не мучилась. Если явится с выкупом — поделим денежки. А если с береговой охраной — пустим их на дно. Это моё последнее слово. Все слышали? Марш спать. Вахтенным смотреть в оба.
«Убил бы проклятую тварь! — думал Причард, вспоминая наглую девку. — Так ведь и правда она удачу приносит. Если убью, парни меня самого, чего доброго, вздёрнут… Нет, тут нужно действовать похитрее».
Жером пил. Прямо из горлышка, не закусывая. Насколько Галка его знала, Меченый никогда ромом не злоупотреблял, а в море и подавно всегда бывал трезв как стёклышко. А тут сорвался. С чего бы? Галка должна была это знать: слабое место члена команды может стать слабым местом всей команды, и лидер — формальный или неформальный, неважно — должен был учитывать всё. До самых незначительных мелочей.
Галка подсела к французу и молча протянула ему руку. Жером, невесело хмыкнув, осторожно пожал маленькую, огрубевшую от корабельной работы ладошку.
— Спасибо, братец, — негромко сказала Галка.
— Не за что меня благодарить, Воробушек, — хрипло отозвался Жером. — Я не мог поступить по-другому.
— Значит, есть причина, — Галка намеренно произнесла это не в вопросительном тоне. — Знаешь, когда ты высказался, многие парни просто челюсти на пол пороняли. Видать, не ждали…
— …что среди них окажется белая ворона. — Жером снова отхлебнул из бутылки. — А мне не привыкать. Как и тебе.
— Но ты говорил это не со злостью, а с болью.
— С болью? — меченая рожа Жерома перекосилась в едкой усмешке. — Пожалуй, да. А знаешь, отчего эта боль-то? Давно вижу: что испанцы, что свои — один хрен. И поделать с этим ничего не могу, и деваться уже некуда.
Он одним длинным глотком допил ром и отшвырнул пустую бутылку… Галка заметила подходившего к ним Эшби — видать, тоже подался в оппозицию к капитану, — а Жером ничего уже не замечал.
— Мне семнадцати ещё не было, когда напали испанцы. Среди ночи, — глухо заговорил он, глядя себе под ноги. — Отец с братом за ружья успели схватиться, да выстрелить уже не получилось. А меня тюкнули по темечку и вязать начали. Мать взяла топор — а женщина она была рослая, крепкая — и давай донов охаживать. Двоих насмерть зарубила, пока её скрутили. А потом… они разложили её на дворе — и все по очереди… А меня смотреть заставили… Потом горло ей перерезали, а нас, пленных, увели за собой… За год на плантации только я один из всех наших выжил. Затем сбежал, добрался до французских владений на Эспаньоле, пристал к буканьерам, а там и на Ямайку подался. Думал с испанцами поквитаться… Поквитался-то я с ними здорово, счёт давно в мою пользу. Только свои вели себя не лучше донов. А назад дороги уже нет… Вот так-то, Воробушек.
Галка положила ему руку на плечо. В самом деле, Жером, по меркам пиратской эпохи, был белой вороной. Как и она. Но с ней-то всё понятно: пришелец из иной эпохи — о чём никто, кроме Влада, пока не знал, — а этот француз? Плоть от плоти своего времени, и всё же…
— Так вот почему ты такой скисший был, — понимающе проговорила Галка. — Только знаешь что… На твоём месте мало кто поступал бы, как ты. Многие просто озлобились и стали ещё хуже тех испанцев.
— Кто-то же должен быть умнее. — Жером пошарил руками около себя, но, не обнаружив рома — видно, хмель всё-таки ударил ему в голову — тяжело вздохнул. — Да только умным у нас быть трудно. А если б я ещё книжки читал навроде тебя, то вообще бы свихнулся. Наверное.
Эшби, присевший у бортика лодки, молча слушал исповедь Жерома. То, чему этот парень на днях стал свидетелем, разбудило страшную память о его прошлом. Отсюда и ром, и скверное настроение, и конфликт с капитаном. В самом деле, белая ворона. В команде были люди с похожим прошлым, но никаких признаков душевных терзаний за ними не замечалось. Личности были не столь сложные, как Жером — полуграмотный лесоруб из Французской Эспаньолы, но очень умный и подающий большие надежды парень. Эшби даже говорил — заглазно, понятно — мол, быть ему капитаном, если подучится немного и опыта наберётся. Но до этого ещё следовало дожить. А в данный момент речь шла о том, каково человеку снова и снова переживать страшную гибель собственной семьи. Но Галка… Неужели и ей довелось пережить нечто подобное, если она даже способна потерять контроль над собой?
— Ну а ты? — Жером словно подслушал мысли штурмана и хмуро воззрился на девушку. — Тебя тоже это стороной не обошло, если ты этого типа на куски покромсала за испанку?
— Обошло, — ровным голосом ответила Галка.