— Просто знай. Меня это не остановит.
Мне нужно всё высказать сразу. Как можно популярнее.
— Я ещё раз повторяю. У меня своя семья. Своя жизнь. У меня любимый мужчина, — на этом слове его глаза темнеют, а взгляд становится жёстче. — А ты для меня никто. Нам вообще разговаривать не о чем.
— Какое красивое слово. Семья. Я всегда с тобой хотел её создать. Жаль, не успел. А твоя, кстати, где, я не понял? Твоя семья? Где благоверный твой? — я не пойму, с чего он издевается? — Дети-то где, Аль?
Он знает настолько много? В курсе, что у нас с Денисом детей нет? Картинка не складывается совсем.
Он всё это время был в тени где-то рядом? Вёл с моим мужем общий бизнес, но на арену вышел только сейчас?
— А тебя, кстати, моя жизнь вообще не касается, — возвращаю его саркастический тон. И напускаю на себя скучающий вид. Уже собираюсь развернуться и выйти из переговорной, но…
— Ты до сих пор не научилась скрывать эмоции. Слишком честная. Всё такая же искренняя. Ты для меня, как открытая книга. Я каждый твой шаг наперёд знаю.
Я молчу, не зная, как реагировать. Хочется замахнуться и треснуть по его наглой физиономии, прочертив бордовые полосы. Стереть высокомерное выражение лица с наигранным участием, припоминая всю ту боль, через которую он меня заставил пройти. Но вместо этого я лучше выйду молча, оставив его одного в этих удушающих стенах.
— Давай.
Резкий тон заставляет меня поджать губы. И напрячься.
Чего он ждёт от меня?
— Давай же. Ударь меня. Ты же этого хочешь. Разодрать мне лицо в кровь. Ну же… я с удовольствием буду носить твои следы на коже… Вперёд, не стесняйся, — его поза расслаблена, на губах играет едва заметная ухмылка. Этот мужчина удивляет меня даже сейчас.
Весь запал вдруг куда-то исчезает. Просто испаряется. Я чувствую невероятную усталость.
В последнее время морально я нахожусь в точке кипения. А сейчас ощущаю, что внутри вдруг всё опустело. Мне бы лучше вообще с ним не говорить. От Долохова нужно поскорее отодвинуться и ни в коем случае не прикасаться. Потому что он обязательно ответит мне.
Нет. Конечно, он никогда не ударит. Он просто завалит меня на ближайший стол, попытавшись задрать одежду. Всё это мы с ним уже неоднократно проходили. Наши ссоры были не такими яростными, как страстные примирения.
Я тоже многое о нём помню. Помню нас, какими мы были раньше.
— Я тебя даже до стола тащить не буду. Прямо здесь нагну, Аль. Так, как мечтал. Каждый день мечтал из прошедших семи лет, — больше всего добивает необъяснимая тоска и печаль его слов. Удивительно чувствовать такую печаль в мужском голосе. И странно. — И мне плевать, что ты замужем. Потому что я мысленно уже все кости твоему Крецкому переломал. Давно.
— Ты больной?!
— Смотря, с какой стороны посмотреть.