И все было бы хорошо.
Если бы не…
Вскоре, всего лишь тысячную спустя, — изрядно отдалившись от гостеприимного местечка, в нетерпении прыгая от Узла к Узлу (домой! наконец домой!), — Свободный Охотник ловит сообщение по Всеобщей. Канал «Метро-Новости» информирует: звероиды напали на тот самый Фрагмент Галактики, который юный герой только что покинул. Смяв охранные отряды, стая диверсантов проникла по Тоннелям так глубоко, как никогда раньше. Разумеется, отчаянных смертников уничтожили, но прежде они успели добраться до сферобара.
И сферобара в одно мгновение не стало — вместе с посетителями, с обслуживающим персоналом, с друзьями! Словно бы это мирное заведение, посмевшее дать приют неуловимому воину, и являлось целью бессмысленной атаки. Всего лишь тысячную спустя…
Что происходит?!
Возьмем хотя бы его шутку про четыре пальца на руке. Это я вначале подумал, что была шутка. На самом же деле он спрашивал серьезно и вкладывал в свой вопрос очень важный для себя смысл. Какой?
Мальчик разыскивал отца. Настоящего отца, которого никогда в жизни не видел, но о существовании которого знал уже давно. Почему он пришел ко мне? Все дело в адресе. Гость объяснил мне свое появление таким образом: когда последний из мужей его матери (так прямо и выразился, дословно), итак, когда отчим бросил семью, на пике семейного конфликта открылась маленькая часть правды. Увы, не фамилия и не имя настоящего отца — эту информацию мать сыну так и не предоставила. Только адрес. («Вот пусть твой выблядок и отправляется к себе на 10-ю Линию!» — ревел и бил копытом взбесившийся отчим. «А в какой дом, в какую квартиру?» — тут же уточнил находчивый парень…) Вообще, эту часть своей истории он не захотел вспоминать, и я его понимаю. Он съездил на Васильевский остров, нашел указанные дом и квартиру, но выяснилось, что квартира давным-давно была разменена. Сложнейшая цепочка разменов, концы которой теряются в петербургском смоге. Раньше там была коммуналка. Однако мальчик не испугался и не отступил, он поехал по городу разматывать цепочку, и таким вот образом добрался до меня.
Я его спросил:
— Твоя мать знает, чем ты занимаешься?
— Мама умерла, — довольно спокойно ответил он. — Вчера, во время родов.
Я сразу отупел. Вся моя непринужденность и напускная игривость, за которой взрослые обычно прячут неумение общаться с детьми, дала сбой. Как же так? Почему, собственно, он сейчас СО МНОЙ, а не С НЕЙ…
— Там родственников куча, — объяснил мальчик. — Без меня обойдутся.
— А ребенок, что с ребенком? Она родила?
— Нет, мою сестру тоже не удалось спасти.
Тогда-то я и пригласил его к себе в квартиру.
Мы сидели на кухне, обедали. Втроем — я, моя дочка и он. Легкий шок, вызванный его словами (и тем, как просто он их произнес), прошел. У меня было чуть времени поговорить, и вдруг появилось желание узнать все до конца. Дочь вела себя на удивление пристойно — не лезла с глупостями, дала нам возможность обменяться скупыми мужскими фразами. Паренек исправно отвечал на вопросы, а свои почему-то перестал задавать. Наверное, понял, что ошибся. Наверное, мечтал привести настоящего отца на похороны и переживал внутри себя неудачу.
Он явно надеялся, что здесь его поиски завершатся. Но, в самом деле, куда мне был второй ребенок, да еще такой, в высшей степени сомнительный? Мне вполне хватало одного, ей-богу. Конечно, при том беспорядочном образе жизни, который я позволял себе в пору молодости, можно было ожидать подобных сюрпризов. И все-таки изложенные мальчиком обстоятельства не давали никакого повода указывать пальцем именно на меня! Да, я жил когда-то на Васильевском острове. Но только не на 10-й, а на 8-й Линии, и не в доме 40 (куда послал его зверюга-отчим), а в 32-м… хотя, достаточно и того, что улица не совпала, верно?
Что касается его странной шутки про четыре пальца, то ситуация разъяснилась. Просто парень психанул (не у меня в гостях, а еще тогда, три месяца назад) и потребовал от матери, чтобы она рассказала про отца. Ну, хоть что-нибудь! И она рассказала ему — будто бы этот человек лишен указательного пальца на каждой из рук. Плюс к тому им была случайно подслушана фразочка из разговора матери с какой-то из ее подруг, когда те, сидя на кухне, трепались за жизнь. Подруга поинтересовалась (примерно такими словами): «И где ж теперь твой четырехпалый друг? Как он, что с ним?» Мать в ответ выругалась, и на том информация иссякла. Короче говоря, четыре пальца на руке — был один из признаков, по которым сирота надеялся распознать своего подлеца папашу. И грустно, и смешно. Досчитай от нуля до четырех — и твоя мечта сбудется…
Если честно, я не рискнул при дочери задавать по-настоящему важные вопросы. Маленькая стервочка обязательно доложила бы все моей жене, и вот тогда стали бы допрашивать уже меня. А я этого не люблю. Кто знает, что могло открыться, копни мы общими усилиями чуть глубже? Например, начни я выяснять точный возраст неожиданного гостя, дату его рождения и так далее. Впрочем, как звали его мать, я, само собой разумеется, выяснил первым делом — еще на лестнице. К счастью, прозвучавшая фамилия ничего для меня не значила — ни ее нынешняя, ни девичья. Эта женщина несколько раз была замужем, и полным списком фамилий мальчик, очевидно, не располагал. Имя также ничего мне не напомнило. Женские имена вообще имеют грустное свойство перепутываться — и те, которые мы обязаны помнить всегда, храня их в горячем сердце, и все прочие. Назойливые, но одинаково пустые женские имена присутствовали в моей стариковской голове всего лишь в качестве шума.
— Тебе надо мамину фотографию при себе иметь, — посоветовал я мальчику, — иначе ничего не добьешься…