11

Машинные сны

Билли Анкер, если верить данным дяди Зипа, находился в нескольких днях пути вниз по Пляжу от Мотеля Сплендидо. Навигационных трудностей перемещение не представляло, пока они не вышли на сложную гравитационную мель Радиозалива, продуваемую коррозийными потоками элементарных частиц. Серия Мау послала в обитаемую секцию своего суперкарго, и оказалось, что больше делать нечего. Математичка «Белой кошки» взяла на себя управление кораблем и усыпила ее. Серия Мау не смогла воспротивиться. Сны и кошмары поднялись изнутри, вытекая, подобно разогретому гудрону.

Чаще всего Серии Мау снилось детство. Похоже, ее собственное. Изображения этого сна возникали и размывались, озаренные странным, но ясным светом, оправленные в рамки, словно архаичные фотоснимки на крышке пианино. Там присутствовали люди и показывались события. Прекрасный день. Домашнее животное. Лодка. Смех. Все таяло и сливалось с пустотой. К ней приближалось лицо, настойчиво двигая губами, пытаясь сказать ей нечто, чего Серия Мау слышать не желала. Что-то пыталось сделаться известным ей, как нарратив жаждет стать рассказанным. Завершался сон такой картинкой: сад в тени лавров и близко посаженных серебристых берез; семья во главе с привлекательной брюнеткой, глаза у женщины – круглые, чистосердечные, карие. Улыбка ироничная и радостная одновременно – как у студентки, которой искренне любопытно ощутить себя матерью. Перед нею стояли двое детей, семи и десяти лет, мальчик и девочка, с глазами, походившими на материнские; у мальчика волосы были очень темные, и он держал на руках котенка. А за спинами троицы, положив руку на плечо девушки и слегка отвернувшись, стоял мужчина. Отец? Почем Серии Мау знать? Это казалось очень важным. Она вглядывалась в фото как можно внимательнее, фокусируясь на лице, но то медленно расплывалось в дымно-сером тумане, а глаза начинали слезиться.

И следующий сон вроде комментария к предшествующему.

Серия Мау смотрела на пустую переборку, занавешенную шелковыми шторами с рюшевой отделкой. Спустя какое-то время в поле зрения появилась верхняя половина мужского туловища. Мужчина был высок и худощав, одет в черный фрак и накрахмаленную белую рубашку. В одной руке, затянутой в белую перчатку, он держал за поля шляпу, в другой – короткую трость из эбенового дерева. Его черные волосы были набриолинены. Глаза – пронзительные, светло-голубые, усики черные, узкие, точно карандашом прочерченные. Она решила, что мужчина, вероятно, кланяется ей. По прошествии достаточно долгого времени, когда в поле ее зрения оказался такой обширный фрагмент его тела, какой вообще возможно показать без заступа за поля картинки, мужчина улыбнулся. В этот момент шелковый рюшевый фон сменился тремя арочными окнами, выходившими на величественно сиявший Тракт Кефаучи. Она увидела, что снимок сделан в космосе. Мужчина во фраке медленно убрался восвояси за поля картинки.

Если задачей этого сна было прояснить смысл предыдущего, то проку не вышло никакого. Серия Мау проснулась в своем баке и на миг испытала пустотную дезориентацию.

– Я вернулась, – сказала она гневно математичке корабля. – Зачем ты меня туда посылала? С какой стати?

Ответа не было.

Математичка разбудила ее, доверила управление кораблем и тихо ускользнула в личное пространство, где взялась за сортировку квантов, сопровождающих значимые для навигации события нелокального пространства; эта техника называлась стохастическим резонансом. Серия Мау чувствовала гнев и неадекватное отношение к себе, хотя не смогла бы толком пояснить почему. Математичка отправляла ее спать, когда хотела того. Могла разбудить, когда хотела. В каком-то смысле она и была центральным элементом корабля, каким не суждено стать Серии Мау. Та понятия не имела, что математичка собой представляет и что представляла до того, как K-технология навеки срастила их. Математичка облекала ее – ласковая, терпеливая, дружелюбная, нечеловеческая, древняя, как гало. Она в любой ситуации за ней присмотрит. Но мотивы действий математички оставались совершенно непонятны.

– Иногда я тебя ненавижу, – сказала ей Серия Мау. И, приверженная честности, нехотя уточнила: – Иногда я ненавижу себя.

Серии Мау было семь лет, когда она впервые увидела K-рабль. Помимо воли, пораженная его целеустремленной конструкцией, она восхищенно закричала:

– Я не хочу летать на таком. Я хочу стать таким!

Она тогда была тихая девочка, уже сжатая тисками внутренних противостояний.

– Гляньте. Гляньте!

Кто-то взял ее и резко встряхнул, как тряпку. Что-то – чувство, в конечном счете взявшее верх над остальными, – прокатилось по ее телу. Вот чего ей тогда захотелось.

Теперь она передумала, но боялась, что уже слишком поздно. Пакет дяди Зипа поманил ее обещаниями, но ни к чему не привел. Осторожности ради она изолировала его от остальных элементов корабля.

Видимая часть пакета лежала на палубе, в одной из маленьких кают обитаемой секции, в небольшой красной картонной коробке, перетянутой блестящей зеленой ленточкой. Дядя Зип преподнес ей пакет в обычной своей манере: с подписанной поздравительной открыткой, где красовались ангелочки, лавровые венки и горящие свечи, добавив к этому две дюжины роз на длинных стеблях. Розы теперь были раскиданы по палубе, увядшие, потемневшие лепестки едва заметно колыхало потоками прохладного воздуха.

Коробка, однако, представляла наименьший интерес. Ее содержимое было очень старым. Как бы ни пытался дядя Зип замаскировать сей факт, а все ж очевидно: ни он, ни кто другой понятия не имеют о первоначальном назначении пакета. Некоторые артефакты рассказывали о себе сами, через посредство устаревших на миллионы лет вместе со своими ожиданиями квазиличностей. Эти либо впадали в безумие, либо оказывались испорчены, либо предназначались для чего-то совершенно непостижимого. Их забросили, они пережили первоначальных владельцев. Любая попытка понять их с необходимостью относилась к области догадок. Люди вроде дяди Зипа могли установить программы-посредники, но почем знать, что́ на другом конце мостика? В коробке действует код, что само по себе опасно. Еще там находится какой-то нанотехнологический субстрат, предположительная среда запуска этого кода. Вероятно, код нужен для постройки какого-нибудь объекта. Но при попытке активации из пустоты негромко зазвенел колокольчик. Некое подобие белой пены, казалось, вылетело из коробки, забрызгав розы; женский голос, вежливый и, скорее, отстраненный, попросил позвать доктора Хэндса.