– Извини, – сказал он, – но я тебя не понимаю.

Девочка, казалось, пришла в неописуемое бешенство.

– Сороковник! – заорала она.

Соображая, что бы ответить, Волдырь вдруг вспомнил историю, однажды рассказанную твинком Читайцем. Какой-то анекдот из тех времен, когда у твинка еще была нормальная жизнь и бла-бла-бла: они все делают вид, что помнят те времена. Волдырю сам-то рассказ наскучил, но его заинтересовали экстремальные переживания, которые можно упаковать в одну фразу, и он эту фразу добросовестно заучил. Он помедлил, пытаясь вспомнить, с каким именно пренебрежительным жестом произнес те слова Читаец, потом опустил взгляд на девчонку и сказал ей:

– Я так напуган, что не знаю, усраться мне от смеха или от ужаса.

Глаза девчонки вылезли из орбит еще дальше. Он видел, как начинает подаваться курок «хайлайта» под ее пальцами. Он открыл рот, соображая, что бы сказать, чтоб она поостыла, но было уже поздно. Раздался мощный взрыв, и странное дело: казалось, что произошел он где-то у двери, ведущей на улицу. Глаза девчонки продолжали лезть из орбит, пока не выскочили оттуда на всю длину зрительного нерва. В этот самый миг голова ее взорвалась и испарилась, превратившись в серовато-красную жижу. Волдырь отшатнулся, заляпанный этой гадостью, и упал на спину, пытаясь понять, что происходит.

Происходило вот что.

Снаружи во тьме Пирпойнт-стрит к бакоферме подтягивались одноразовые культивары. Десять или двенадцать стояли под снегом, топая ногами по земле и щелкая предохранителями тупоносых реактивных пистолетов. Были они облачены в короткие кожаные жакеты и запятнанные кожаные же брюки с трехдюймовым корсетиком на всю длину. Дыхание их клубилось в морозном воздухе, тяжелое, как у вьючных животных. Даже тени их были снабжены бивнями. Длинные руки – мертвенно-синие от холода, но культивары слишком окрутели, чтобы обращать на это внимание.

– Эй, – говорили они друг другу, – сейчас бы лишние шмотки скинуть, э?

Они вламывались в двери твинкарни по двое, а детишки стреляли в них изнутри, укрываясь за гробами.

После гибели девчонки с «хайлайтом» бакоферма превратилась в сумасшедший дом: с шипением рассекали воздух сверкающие арки реактивных снарядиков, мельтешили в дыму лазерные лучи, густо воняло разными жидкостями человеческого тела. Окна, выходящего на улицу, не стало. В стенах возникли крупные дымящиеся дыры. Два бака лопнули и высвободили содержимое; остальные быстро разогревались, сияя зловещими розовыми огнями. Тиг Волдырь уверился, что яблоко раздора заточено в баке номер семь. Дети бросили попытки его открыть и теперь просто старались никого к нему не подпустить. Волдырь, быстро догадавшись об этом, отполз подальше от бака, забился в угол и закрыл лицо руками. Тем временем культивары шли на приступ через дымную завесу с воплями: «Не надо меня прикрывать, все в порядке!» – а дети их отгоняли. У последних было тактическое преимущество, но огневое превосходство противника перевешивало, и детей понемногу стали теснить. Те перекрикивались на булькающем уличном арго, выхватывая из-под дождевиков новые и новые пушки. Оглядывались в поисках выхода – но вот кого-то подстрелили по ногам, кому-то перебили хребет, и вскоре дети оказались в состоянии, с которым и портняжка не справился бы. Стало видно, что дело швах. Затем произошло следующее: во-первых, кто-то выстрелил в бак номер семь ближнебойным реактивным снарядиком; во-вторых, на пороге бакофермы возникли сестрички Крэй, покачивая головами и шаря по сумочкам в поисках носовых платков.

Китаец Эд с Ритой Робинсон прятались в камышах за пылающей автомойкой. Эд полагал, что Хансон мертв и окружной прокурор тоже, поэтому от них помощи ожидать не стоило. Наверху засел Отто Рэнк. Он был вооружен винтовкой калибра 30.06, которую похитил с летней кухни Жирного Хряка Висконсина, попутно замучив до смерти дочку Висконсина, девочку-подростка. «То, как он с ней поступил, и дало мне недостающий фрагмент загадки, – подумал Эд. – Я бы и раньше догадался, наверное, но думал не головой, а членом». Это наверняка повлечет за собой две лишние смерти, но по крайней мере в одном случае погибнет лишь он сам.

Эд слишком высунулся из камышей. Каркнул выстрел, пуля рассекла холодный вечерний воздух. В четверти мили взлетели с речного берега птицы.

«Шестнадцать выстрелов», – подумал Эд. Возможно, у Рэнка уже заканчиваются патроны.

Старенький «додж» Эда стоял там, где они его и припарковали, – по ту сторону мойки. Нечего было и думать туда добраться: Рита ранена. Эда тоже зацепило, но не так скверно. Впрочем, у него еще оставалась пара пуль в одном из кольтов. Он пополз быстрее, но от этого у Риты, кажется, снова открылось кровотечение.

– Эй, Эд, полегче, – вымолвила она. – Опусти меня. Давай тут этим займемся.

Она рассмеялась, но лицо ее посерело и стало обреченным.

– Господи, Рита… – прошептал Эд.

– Знаю. Тебе так жаль. Но жалеть не о чем, Эд. Меня подстрелили в твоей компании, об этом ведь куча девок мечтает.

Она снова попыталась рассмеяться.