Кэрни усмехнулся:
– Я догадался. Не стоит беспокоиться. О, взгляни! Взгляни!
Он узрел пылающий величием свет. Он ощутил, как проскальзывает туда, в это загадочное место. Он восхитился. Он захотел разделить со Шрэндер этот восторг. Он хотел донести до нее свое понимание.
– Я тут был и видел это, – произнес он. – Я это
Он почувствовал, как вакуум выгрызает ему кишки.
32
Везде и нигде
На борту «Белой кошки» случилось следующее.
Серия Мау перешла в математическое пространство, где K-од выполнялся без субстрата, в собственном ареале. Казалось, что вся остальная Вселенная удалена на значительное расстояние. Все ускорилось и замедлилось одновременно. Актинический белый свет, без очевидного источника, однако направленный, очерчивал контуры всех движущихся объектов. Место это было ярким, насыщенным и бессмысленным, как сны Серии Мау.
– Зачем ты так вырядилась? – удивленно спросила математичка.
– Хочу разобраться с этой коробкой.
– Это очень опасно для нас всех, – заметила математичка. – Опасно для тебя так поступать.
– Очень опасно, – эхом подтвердили теневые операторы.
– Мне наплевать, – ответила Серия Мау. – Вот.
Она подняла руки и протянула ей коробку.
– Дорогая, но это же так опасно… – заныли теневые операторы, беспокойно поглядывая на свои ногти и носовые платочки.
Код вырвался из коробки дяди Зипа и слился с кодом самой «Белой кошки». Все вокруг – коробка, подарочная обертка, вообще все – распалось на пиксели, стримеры и темные огоньки наподобие сгустков небарионной материи, а затем выплеснулось в поднятое лицо Серии Мау на релятивистских скоростях. В тот же миг подвенечное платье вспыхнуло. Шлейф расплавился. Прекрасных ангелочков испепелило. Теневые операторы прикрыли глаза руками и воспарили, как осенние листья на холодном ветру; неведомые эффекты растяжения пространства-времени искажали их голоса. Из коробки появилось все на свете: любая идея, которая кому-нибудь когда-нибудь приходила на ум в размышлениях об устройстве Вселенной. Эти идеи ожили и заработали. Вселенскую энергопроводку закоротило. Описательные системы коллапсировали в предначальный режим. Информационная супервещность сорвалась с привязи. Настал миг переопределения всего. Момент предельного головокружения. Саму математичку сорвало с привязи, она выскочила из шляпы фокусника, и уже ничто не могло теперь пойти прежним чередом.
Негромко зазвенели колокольчики.
– Доктора Хэндса, пожалуйста, – сказал вежливый, но властный женский голос.