— Кстати, кто она?

— Леди Гвинет Эванс Симмз.

После некоторой паузы капеллан кивнул:

— Ясно.

— Это что-то объясняет?

— Вполне.

Деймон наполнил бокал и стал расхаживать по каюте.

— Очевидно, она решила, что плавучие тюрьмы — это преступление против человечности, что их следует реформировать и что нужно непременно начать с нашей.

— Не могу сказать, что я ее за это осуждаю. Я давно считаю, что британская практика содержания заключенных на грязных и вонючих судах — это то, что Господь должен оплакивать.

— Я знаю. По-твоему, почему я уже предпринял шаги для исправления положения?

— Предпринял шаги? — недоверчиво переспросил капеллан и покачал головой. — Будь честным с самим собой, Деймон. И со мной тоже. Твои так называемые шаги продиктованы отнюдь не заботой и сочувствием к заключенным, а лишь желанием отомстить Болтону и флоту, которые, по твоему разумению, предали тебя.

— Флот действительно предал меня. А что касается заключенных и моих действий, то важен конечный результат, не зависимо от моих побуждений.

— Чепуха, Деймон, и ты это знаешь сам.

— Ради Бога, избавь меня от своих проповедей, Питер. Ведь сегодня даже не воскресенье.

— Я вижу, что задел тебя за живое и достал до самого сердца.

— Ты знаешь меня достаточно близко и должен знать, что у меня нет такого органа.

Питер подошел к двери и, подавляя подступающий гнев, казал:

— Да простит тебя Бог, Деймон…

— Погоди.

Держа руку на дверной защелке, капеллан остановился.